Барбашов вдруг понял, что дальше идти некуда. Впереди, куда вел он свой маленький отряд, было все чужое… Гул моторов еще долго стоял у него в ушах, но он уже не думал ни о немцах, ни о войне. Гнетущая нечеловеческая усталость разлилась по всему его телу, и он как-то сразу занемог. Ему захотелось есть. Он опустил голову и только теперь разглядел розовую бумажку, крепко зажатую в руке вместе с платком. Это были билеты на стадион, купленные им в клубе дивизии за неделю до начала войны. В тот день футболисты Железной играли с городской командой. Барбашов собрался на матч с женой. Но неожиданно к ним ввалился сосед, заядлый рыбак, и утащил их к себе, соблазнив двойной ухой и жареной налимьей печенкой. Барбашову не хотелось обижать товарища, и билеты пропали.
Печенку жарили в масле на большой сковороде. Сковорода шипела и стреляла во все стороны колючими, как иголки, брызгами. Когда печенка была готова, ее переложили на блюдо, а на сковородке затрещал лук, нарезанный большими кругами. А от ухи густо, аппетитно пахло лавровым листом и перцем…
Воспоминание было так живо, что Барбашов невольно проглотил слюну. И тотчас иллюзия пропала. В уши снова ударил шум колонны. Барбашов медленно поднял голову, увидел сквозь листву ослепительно горячий диск солнца, низко повисший над лесом, и неторопливо пополз назад.
В километре от дороги, на дне оврага, под охраной двух дозорных, которых отныне Барбашов приказал выставлять при любой обстановке, бойцы расположились на отдых.
СКВОЗЬ ОГОНЬ
— Ты скажи, не повезло! Ведь пару месяцев всего-навсего отслужить осталось, и я б домой подался, — давя зевоту, еле выговорил Ханыга.
— Нескладно получилось, это точно, — ответил ему хриплый шепот. — Ты женатый?
— Пока холостой. Вот думал: в сентябре вернусь, а в октябре и свадьбу сыграть можно. Невеста есть. Три года ждала. А теперь выходит, что зря ждала.
— Такая уж их доля — ждать…
Барбашов прислушался. Переговаривались двое за кустом, шагах в трех от того места, где он лежал. Ханыгу Барбашов по голосу узнал. У него была такая манера говорить, что его ни с кем нельзя было спутать. Слова у него словно сквозь зубы тянулись: нехотя, с ленью. Второго собеседника Барбашов определил с трудом. Это был Косматых.
— Ты откуда? — снова заговорил пулеметчик.
— С Полтавщины.
— Бывал я у вас. МТС мы там строили. В достатке живете, — вспомнил Косматых.
— Пить-есть было што, — согласился Ханыга. — Получил я от головы нашего колхоза письмо. Ох и хитрый дед. Боялся, шоб я куда в другое место после армии не махнул. Пишет: приезжай, посажу за баранку. Ишь как заговорил, старый черт! А то, шо я за ним до армии два года ходил, как телок за вымем, эту баранку выпрашивал, так он молчит. Нет, теперь она мне не нужна. Я так башковал: вернуться, свадьбу сыграть да в техникум определиться. Черта ли мне в баранке в этой!
— У тебя семилетка?..
— Зачем, восемь классов…
Барбашов открыл глаза. «Ни свадьбы, ни техникума, ни баранки, пожалуй, не будет, — с горечью подумал он. — Уж это верно, что всем нам здорово не повезло». Он встал. Беседа за кустом оборвалась. Появился Клочков.
— Какие будут приказания? — спросил он, едва Барбашов остановил на нем свой взгляд.
— Обратно пойдем. На Молодечно, — сухо ответил старший политрук.
Клочков поднял отряд. Было сыро. Над оврагом висел туман. Бойцы зябко ежились и жались друг к другу.
— Можно идти в шинелях, — разрешил Барбашов и осторожно полез по склону оврага вверх. За ночь он так продрог, что сейчас готов был бежать вприпрыжку, чтобы поскорее согреться. Но ему не хотелось поднимать лишнего шума, и он шагал осторожно, раздвигая ветки и заглядывая вперед.
Решение вернуться в город появилось у него не случайно. Хотя накануне в споре с сержантом ему удалось доказать Клочкову, что немцы преградили путь отряду лишь в западном направлении, но неожиданная встреча с колонной сразу усложнила обстановку. Путь на юг тоже был отрезан. Бойцам волей-неволей приходилось поворачивать либо на север, либо на восток. Но последнее было равносильно отказу от поисков дивизии. А Барбашов, несмотря ни на что, еще не терял надежды напасть на след Железной, хотя бы для этого ему пришлось начинать поиски с самого начала.
Около шести часов утра в тишину леса ворвался гул канонады. Барбашов остановился и попытался определить по карте, где идет бой. Но это оказалось не так-то просто. Впереди до самого города тянулись леса, и выбрать среди них какой-то определенный рубеж совершенно не представлялось возможным. Непонятно было, на каком удалении гремят орудия. Ветер то усиливал доносившийся грохот, то ослаблял его, и тогда казалось, что стреляют где-то за тридевять земель, может быть, у самого города. Канонада еще некоторое время гремела не умолкая. Потом сразу оборвалась. В лесу снова стало тихо.
— Артиллерия работала, — сказал Барбашов. — Но чья?
Пошли еще быстрее. Неожиданно грохот впереди раздался с новой силой.
— А может, бомбежка? — высказал предположение Ханыга.