Перед полем кусты и деревья снова вплотную подступили к дороге. Ветки с шумом забарабанили по крыше кабины, и солдаты в кузове дружно пригнули головы.
Машину качнуло на очередном ухабе и тут же бросило в сторону. В лицо Барбашову брызнули осколки разбитого стекла. Он инстинктивно закрыл ладонями глаза, хотел прижаться к двери, но кубарем вылетел из кабины. Что произошло в следующий момент, он не видел. А когда пришел в себя, то почувствовал, что его куда-то волокут. Открыл глаза и попытался высвободиться. Но его цепко держали за портупею и ноги и тащили все дальше в лес. Тогда он приподнял голову. Спереди его поддерживали Ханыга и Клочков. Оба бледные, мокрые от пота, они то и дело оглядывались назад, откуда беспрестанно доносился неприятный глухой шум. Барбашов рванул ворот гимнастерки и сунул руку за пазуху. Ладонь скользнула по гладкому шелку полотнища. «Цело!» — обрадовался Барбашов и застонал:
— Стойте, братцы! Я сам пойду.
— Скорее, скорее! — услышал он в ответ хриплый голос Клочкова.
Но Барбашов заупрямился и встал на ноги. На минуту бегущие остановились. Барбашов огляделся по сторонам. Рядом с ним стояли Клочков, Ханыга и еще один боец из его группы. В стороне, схватившись за живот, корчился Кунанбаев. Возле него, стараясь ему помочь, суетился Чиночкин. Справа стояли еще двое красноармейцев. Лица у обоих были полны тревоги.
— Что случилось? — ничего не понимая, спросил Барбашов.
— Засада там, — бросил в ответ Клочков и потянул Барбашова за собой.
— Какая засада? — не понял Барбашов. — Ведь впереди свои, дивизия там…
— Немцы впереди!
— Где люди? — упрямо продолжал Барбашов.
— Отстреливаются! — крикнул Клочков и еще решительнее потянул его в сторону.
Барбашов оглянулся назад и только теперь понял, что шум тот — не что иное, как перестрелка на опушке леса. Но выстрелов он не слыхал и сейчас. В голове у него все гудело от удара, и даже голос. Клочкова доходил до него удивительно медленно и глухо.
— Отходить надо, товарищ старший политрук! Знамя у нас! — снова потянул его за руку Клочков.
— Куда?
— В лес, там разберемся! — ответил Клочков.
Отряд скрылся в чаще.
Барбашов больше не сопротивлялся. Командовать он тоже не пытался, так как чувствовал, что сил у него едва хватает на то, чтобы двигаться вместе со всеми.
В КОЛЬЦЕ
Барбашов бежал, почти ничего не видя перед собой. Его мутило. Перед глазами плыли оранжевые и розовые круги. Голову ломило так, что казалось, она вот-вот расколется на части. В довершение всего из носа у него хлынула кровь, и он снова чуть не лишился чувств. Клочков и Ханыга не отставали от него ни на шаг. То один, то другой подхватывали его под руки и временами, когда политруку было особенно плохо, несли на себе.
Скоро лес начал редеть. Отряд вынужден был жаться вправо и двигаться до тех пор, пока не уткнулся в речушку. Люди бросились к воде. Силы были у всех на исходе, и свежая, холодная вода стала для них настоящим спасением.
Барбашов тоже шагнул в искрящуюся рябью воду и, широко расставив ноги, так, чтобы легче было дотянуться до нее ртом, пил и пил.
Потом, не поднимая головы, он оплескал шею, взъерошил волосы и всласть откашлялся. Ему сразу стало легче. Даже мучительная ломота в висках прошла.
Он вышел из воды и оглядел свой отряд. Люди еще плескались в речушке. Никто из них не снимал сапог, не расстегивал гимнастерок, ни на минуту не выпускал из рук оружия. Барбашов молча пересчитал согнутые спины. Их было семь. «Где же еще двое?» — невольно подумал он. Теперь, когда к нему вернулась способность мыслить, он первым делом попытался разобраться в обстановке и подозвал Клочкова.
— Что случилось? Какие немцы? Ты видел их? — засыпал он вопросами сержанта.
— Видел, товарищ старший политрук, — спокойно ответил Клочков. — С опушки садили по нас из двух пулеметов. Волощенко убили наповал. Не знаю уж, как он и машину в лес завернул… Мы сразу к вам бросились, — спасать.
— Но откуда тут взялись немцы? Ведь впереди свои. Там дивизия наша.
— Стало быть, нет ее, — рассудил Клочков.
— А куда же она делась?
Клочков недоуменно пожал плечами и как-то неожиданно весь ссутулился, съежился. От этого большой зеленый вещмешок, висевший у него за спиной, стал казаться еще больше. «Небось с добром своим не расстался. А о дивизии где уж вспоминать», — сердито подумал Барбашов и заговорил снова:
— Не знаешь, где дивизия? А я знаю. Там она. Под Воложином. Насмерть бьется! А мы по кустам бегаем.
Клочков снова ничего не ответил, только еще больше насупился и помрачнел.
— И почему мы побежали? — вспылил Барбашов. — Шкуру спасать бросились?
— Мы не шкуру, мы Знамя, товарищ старший политрук, — вмешался в их разговор Ханыга. — Мы же не знали, что с вами. А вы сами говорили — хватайте и бегите!
Барбашов почувствовал, что зря обидел бойцов, что они действовали правильно. Но слишком нелепым казалось все то, что произошло на дороге.
Да и дивизия, не могла же она сквозь землю провалиться вместе со всеми своими полками, службами, артиллерией, тракторами и лошадьми?!
— Куда же мы бежали? На юг, на восток? — спросил он после некоторой паузы.