Не повезло (СИ)

Но в тот момент было не до сантиментов, я рявкнул, разгоняя их с дороги, и влетел в свою нору. Свалил эльфа на шкуры, разодрал ему куртку и рубашку на груди, и прижался ухом — послушать сердце.

Несколько долгих секунд я не слышал ничего, и по позвоночнику у меня тек ледяной пот, но потом — тум-дум.

Живой!

Ох, как я обрадовался! Последний я так раз радовался, когда у гнома золотое кольцо отжал. Но потом снова наступила долгая тишина.

Я сел на колени, положил руки ему на грудь, и чуть надавил. Несколько раз, не сильно, чтобы ребра ему не сломать, но ощутимо.

Эльф вдруг долго выдохнул и задышал. Я перевел дух. Теперь точно не околеет. И как-то так получилось, что огладил его грудную клетку. Инстинктивно, чтобы результат, что ли, закрепить.

И тут мои ладони словно искрами ожгло. Такая у него была нежная, гладкая, шелковистая кожа.

Я замер. Подался вперед, чтобы поближе — понюхать, исследовать. От этого эльфа пахло не укропом или прочей дрянью, от него пахло хвоей. Такой свежий запах, как в еловом ночном лесу после дождя. Я в секунду опьянел. Мне захотелось вытряхнуть его из одежды, и всего обнюхать с ног до головы, облизать, ощупать.

Я уже говорил, что главное мы улавливаем не зрением, а обонянием и осязанием. А ничто меня так, до мурашек, не сводило с ума, как запах хвои в ночном еловом лесу. Когда застынешь, глаза закроешь и дышишь, дышишь, и надышаться не можешь… А на морду тебе еще вдруг несколько капель с ветки упадут, ты облизнешь их с губ — и в них вся тайна и сладость ночи…

Пока я млел, эльф окончательно очухался, открыл глаза и первое, что увидел — мою морду прямо перед своим носом.

Он вскинулся и шарахнулся в сторону, запахивая одной рукой на груди рваную рубашку, а другую инстинктивно выставив перед собой в защитном жесте.

Я отодвинулся и оскалил клыки.

— Что ты делаешь? — выдохнул эльф.

Глаза у него стали круглыми, огромными, в них плескался животный страх. Такой взгляд бывает у оленей или диких свиней — когда они ранены, а ты идешь их добивать. Смотрит на тебя, и уже понимает, что все, и такой ужас в глазах, но вместе с тем — безумная надежда.

Что произойдет чудо. Что это все — не с ними.

— Тебя из сумрака вытаскиваю! — рявкнул я. — Ах ты, подлая тупая тварь! Я тебе на всенаречии объяснил весь расклад. Какого тролля тебя туда понесло?

Эльф вспомнил то, что с ним произошло во тьме, вздрогнул и сжался в комок. Но я уже пришел в себя и разозлился как следует.

— Раз ты языка разумных существ не понимаешь, то буду с тобой как с упрямым козлом поступать, — сказал я.

Пошел в кладовку, порылся там, нашел железный ошейник с цепью, молот и вернулся в пещеру. Эльфа перекосило, и он попытался было раскрыть рот, но я шутить не собирался и влепил ему смачную оплеуху тыльной стороной ладони.

Он схватился за щеку и уставился на меня, как будто ему из Тьмы вдруг сам Владыка Мрака явился.

Я схватил его за волосы, нагнул, и — щелк. Ошейник украсил его шею. Другой конец цепи я вбил в кольцо на стене.

Подергал как следует, проверил, а потом сходил и принес ему воды в кувшине. Эльф сидел и с трагическим видом смотрел в пол.

Сам виноват, припадошный.

Я был все еще зол, как огненный змей в брачный период, а потому отправился в кухарню. Пожрать. И заодно зло сорвать. Но хитрый гад Орхлук тут же просек мое настроение и быстренько выставил мне еду повкуснее.

Я молча сожрал все в один присест.

— А вот еще я что нашел, — сладко пропел Орхлук и положил на стол какой-то коричневый круг.

Я понюхал — пахнет зерном.

— И что это? — поднял я глаза на Орхлука.

— Хлеб, — надувшись от гордости, сообщил тот. — Для пленника. Эльфы такой едят.

Я хмыкнул. Сомнительно, чтобы эльфы ели такую плесневую гадость. Но кто их знает? Говорят, они и кислое молоко пьют, и еще всякую дрянь.

Короче, забрал я этот хлеб и отнес эльфу.

— Вот, — положил рядом с кувшином. — Хлеб. Не мясо. Если ты и это не ешь, сиди голодный.

Эльф ничего не ответил. Щека у него вспухла и покраснела. Он трогал ее дрожащими пальцами, а глаза у него нехорошо блестели. Мне это не понравилось. Вдруг он все-таки заболел?

— Что у тебя с глазами? — мрачно поинтересовался я.

— Ничего, — каким-то жалким писком выдавил эльф, и быстро отвернулся.

— Нет, я вижу, что они мокрые у тебя, слезятся, — я шагнул к нему, схватил за подбородок и развернул лицом к себе.

Эльф смотрел на меня с ненавистью, а по щекам его медленно сползали прозрачные слезы.

— Тебя повредил Безымянный Ужас? — нахмурился я. — Отвечай правду. Я знаю, как это полечить.

— Нет, — сквозь зубы прошипел эльф.

Сказал, как плюнул.

— Ну и как знаешь, — обиделся я.

Вот как с ним? Хочешь помочь — а он шипит. И жрать мясо отказывается. Вот так и начинаются все эти истории о том, как бедного пленника держали на хлебе и воде, мучили и угнетали.

— Если бы ты вел себя, как разумное существо, сидел бы на свободе, — не выдержал я. — А так сам виноват.

Эльф вытер нос локтем, и ничего не ответил.

Подумаешь, какие мы гордые.