Не повезло (СИ)

Я остановился на мелкой гальке, а Ннар подошел к самой воде. Вокруг стояла тишина — ни звука. Вода была — как обсидиановое зеркало.

Ннар осторожно высвободил ногу из своей кожаной мягкой туфли и потрогал воду. Улыбнулся.

Вода в Дальнем озере довольно теплая, я-то это знал. Там где-то на глубине горячие и холодные ключи бьют, вода смешивается, а температура воздуха тут всегда одинаковая — тепло.

— Плескайся, — буркнул я.

И, чтобы не смущать, уселся на берегу — в пяти шагах от воды. И сделал вид, что отвернулся. Хотя у самого сердце так стучало, что я все остальное слышать перестал.

Ннар покосился на меня, потом по сторонам поозирался, но не было тут вокруг больше никого и ничего, кроме нас.

А потом он медленно стянул с себя свою куртку и положил на гальку. Взялся своими тонкими длинными пальцами за порванный ворот рубахи, и стянул ее через голову. Положил на куртку.

У меня в горле пересохло, а по спине пот потек.

Ннар откинул свои светлые волосы за спину — они до самой задницы упали, а потом развязал завязки на штанах и они упали с него вниз.

Факел коптил и трещал искрами, но мне его вполне хватало, чтобы рассматривать его всего.

У Ннара оказалась широкая спина, вся в синяках и ссадинах, гордый разворот плеч, высокие сильные ноги, прямые, как эльфийские стрелы, и поджарая задница, такая белоснежная, что казалось — кожа мерцает в темноте.

Ннар неуверенно обернулся на меня, но я сделал вид, что ногти чищу. Тогда он шагнул в воду и плавно двинулся на глубину.

Он шел спиной ко мне, и я уже мог глазеть в открытую, сколько влезет.

Я и пялился.

Ннар зашел почти по грудь, остановился и повернулся ко мне боком. Вода тихо плескалась вокруг него. Он зачерпнул полные пригоршни, а потом резко присел, погрузившись с головой.

Несколько секунд не показывался, а потом вода раздалась, и он снова выпрямился — мокрый, с прилипшими волосами, из которых торчали его острые уши.

Он улыбался и не обращал внимания ни на что вокруг. Он сам был, словно вода — плавные гибкие движения, быстрые, перетекающие жесты.

Ннар мягко тер, почти гладил себя — руки, плечи, грудь, плоский живот, убирал пальцами с лица волосы, пытался дотянуться до спины.

Я сидел, забыв, что надо дышать.

И у меня встал.

Да так, что мне пришлось свести ноги вместе и обнять колени, чтобы не спалиться.

Я был просто не в себе — горел изнутри, как будто красного перца наелся.

Будто вот всю требуху мне этим перцем натерли.

А стояло так, что едва яйца не звенели.

Я чувствовал, что сейчас с ума сойду. И ничего лучше не придумал, как тоже в воду залезть — может, это меня отрезвит.

Вскочил я, скинул жилетку, выпутался из штанов и с разбега махнул в воду — левее взяв, где сразу от берега глубина начиналась.

Нырнул я, ушел почти до дна и застыл в этой тишине и черноте.

Только в ушах у меня кровь глухо бухала.

Холод, мрак, одиночество.

Почти как смерть.

Вода приятно обнимала, нехватка воздуха встряхнула, а чернота вокруг отрезвила.

Я вынырнул уже успокоившимся, отпустило меня.

Ннар стоял по пояс в воде и тоже пялился на мои упражнения.

А я смотрел на него.

Обычный эльф. Чем он так меня зацепил?

Эльфы вообще непривлекательные. Антипохоть просто.

Обычно как про эльфов вспомнишь — все падает. Чуть не на пол.

А тут я сам себя не узнавал.

И здесь, в черной воде, когда я смотрел на него — мокрого, с прилипшими волосами и торчавшими ушами, я вдруг догнал — это колдовство.

Эльфийские чары.

Те самые проклятые эльфийские чары, светлые или какие они там у них. Коварные, страшные, неодолимые.

Эта сука меня околдовала, вот что.

Вот откуда моя болезнь и вот это вот все.

А он стоял, смотрел на меня и улыбался. Рукой мне помахал.

— Орлум, жарко стало, тоже освежиться решил?

Я рванул к нему, так, что вода вокруг забурлила.

Во мне все сводило от бешенства. От слепой душной ярости.

Я подлетел к нему и резко схватил рукой за запястье, грубо сжал, так, что у него лицо от боли исказились, и зашипел:

— Что, думал, я не догадаюсь? Что я даже брыкаться не стану? Так на свое колдовство надеялся, что всякий страх потерял? Думаешь, я не понимаю, что происходит?

Я зарычал, оскалив клыки, чувствуя, как шерсть на загривке дыбом встает.

— Да я просек сразу — все это дерьмо твое эльфийское, чары эти ваши. Не вышло, да?

Я встряхнул его.

— Что не вышло? — пролепетал Ннар.

Лицо у него стало совсем белым, губы затряслись.

— Что ты на меня чары наводишь, — рявкнул я ему в самое лицо. — Лживая тварь, как все Светлые. Мастера вы, эльфы, на такие подлости. Но знаешь, что? Я вот сейчас тебя брошу здесь, одного, и уйду, а факел в воду брошу. И ты останешься здесь один — а на километры вокруг никого. Кроме Тех, Что Ходят во Тьме… Или других милых тварей. И ты, шарахаясь тут один во мраке, с кем-то из них обязательно встретишься… Увидим тогда, насколько твои чары неотразимы и как они тебе помогут!

Ннар широко распахнул глаза, дико обернулся назад — туда, где стояла непроницаемая чернота подземных глубин, и вдруг сам судорожно вцепился пальцами в запястье моей второй руки.