Не повышай на меня голос, птичка

Тата пытается приподняться, чтобы увидеть свидетельство того, как действует на меня, но я укладываю ее обратно и без какой-либо подготовки толкаюсь между ее ног, одним точным движением врываясь в тугую плоть. Стон. Животный и безудержный. Не знаю ее или мой. Но я нахожу вцепившиеся в мои плечи руки и прижимаю их по обе стороны от Таты, сплетая наши пальцы в замок. Твою ма-а-ать! Как же в ней чертовски хорошо. Настолько, что взвыть охота и я бы сделал это, если бы Тата не опередила меня. Делаю еще один толчок и смыкаю зубы на ее шее, дурея от того, как горячая киска засасывается мой член. С жадностью принимает по самые яйца… Я тоже скучал, милая. Замираю в горячей пульсации, едва не задыхаясь от криков, вырывающихся изо рта проклятой. Ее тело буквально разбивается подо мной, дрожит, выгибается, просит… И я даю ей то, что она так призывно требует, вколачиваясь в нее с влажными шлепками. Агрессивно. Жестко. Безудержно. Будто впечатываю в ее мозг понимание, что она моя и ей придется принять это. И она принимает. Каждое проникновение выбивает из наших тел грохочущие звуки одобрения.

Но как бы прекрасно не звучал ее надломленный голос, мне приходится закрыть этот кричащий рот ладонью, потому что я сдохну, если нам помешает топот маленьких ножек, который я могу даже не услышать. Держа ее рот под контролем, второй ладонью сдавливаю горло и, толкнувшись бедрами, вынуждаю Тату захныкать. Моя. Черт возьми, моя до мозга костей.

— Смотри на меня, Тата, — рычу, когда ее глаза закатываются. — Смотри, блядь. Хочу видеть, как ты кончаешь, — рвано выдыхаю и врезаюсь в нее с новой силой. — Тебе нравится… нравится, как я тебя трахаю, да, девочка? — выхожу и снова вонзаюсь на всю длину. — Ты создана для меня, Тата. Твоя охранительная киска создана для меня. Твои сиськи созданы для моего рта, — склоняюсь и хватаю зубами торчащий сосок, прежде чем всасываю и выпускаю с причмокиванием, а потом вновь возвращаюсь к возбужденному лицу голубоглазой ведьмы.

Слишком глубоко. Горячо и охрененно приятно.

Я уже ни черта не соображаю, врываясь в нее до самой матки. Ударяясь в гребаную точку G, желая сбросить Птичку в темноту, дать ей то, в чем она так нуждается. И я даю, когда довожу Тату до грани, перекрывая доступ кислорода и одновременно трахая ее в диком ритме. Она начинает колотить меня по плечам, но я позволяю ей сделать вдох лишь тогда, когда все ее тело прошибает ударной волной, и мой член взрывается от ее жадной пульсации. Жадные стенки буквально доят мой ствол, засасывая в самый настоящий рай. Запрокинув голову, я совершаю последний грубый толчок и со стоном, похожим на рев, затыкаю ее кричащий рот своим, заставляя нас обоих задохнуться от безумия вырывающегося из наших тел. Шквал удовольствия бьет в самый мозг. Отключает от реальности, но я возвращаюсь к ней, стоит блестящим полуприкрытым глазами Птички показать мне свое наслаждение. Она плачет. Улыбается. Стонет. Ей хорошо и это охранительно радует меня. Потные от сумасшествия, сплетенные в единое целое, мы вновь обретаем друг друга. Волна за волной обрушившийся экстаз распаляет огонь, ослепляет нас и поражает, сбрасывая обоих в порочную темноту. Погружая в туман. Сквозь дымку которого мы находим наше потерянное в сумасшествии дыхание. Оргазм оказывается настолько сокрушительным, что я позволяю себе обессилено упасть и прижать дрожащую подо мной Тату. Но тут же заставляю себя приподняться на локтях и, увидев удовлетворенное лицо любимой женщины, провести костяшками пальцев по щеке, вложив в это движение всю свою ласку. Нежность. Любовь. Рядом с ней мой зверь готов склонить голову. И прямо сейчас он делает это, довольный тем, что только что сделал.

— Ты кончил в меня, Хаджиев! — она принимает попытку нахмурится сквозь блаженную маску, но я еще в ней и еще твердый, поэтому гашу ее слабое раздражение, дернувшись внутри.

— Хочу еще одного ребенка. Хочу пройти все, чего я лишился со своим сыном, — сдавленно прошу ее севшим голосом, замечая, как ее лицо смягчается, а когда распухшие губы дергаются в слабой улыбке, целую их. — Научи меня быть счастливым, Тата. Я забыл, каково это.

Прижимаюсь к ней лбом, водя носом по ее.

— Мы научимся, — шепчет она, прижимаясь с новым поцелуем. — Обещаю, научимся.

Эпилог. Добро пожаловать в новый мир

Марат

Уже два часа я хожу из стороны в сторону, истаптывая коридор нервными шагами под раздирающие душу крики моей жены. Я злюсь на себя за то, что пообещал ей не присутствовать на родах. Но этого требовала сама Тата, утверждая, что так будет лучше ради ее же спокойствия, поэтому я согласился. По крайней мере, я так думал до того момента, пока сквозь стены не начал чувствовать ее боль. И с каждой секундой мое терпение грозит разорваться на части, что и случается, когда из палаты выходит медицинская сестра, которую я тут же хватаю за плечи, вынуждая с испугом вскинуть голову:

— Вашу мать, почему она так кричит?!