Не поздно влюбиться

— Что ты пытаешься узнать? — спросил он, поднимая ее руку и прижимая ее к своим губам.

— Дети, — быстро сказала она, не встречаясь с ним взглядом. — Ты не хочешь детей?

Его брови взлетели вверх.

— А ты хочешь детей?

Она сосредоточилась на татуировке на его груди.

— Тебе, кажется, противна эта идея.

— Нет. Не противна, — возразил он, пытаясь найти лучший способ описать свои чувства. — Она мне категорически не нравится.

Мысли Алисии было невозможно прочесть, ее глаза смотрели на его грудь. С одной стороны, он был польщен. С другой стороны, он хотел понять, что она чувствует.

— Почему?

Что он должен был ответить? Как рассказать о дыре, которая образовалась в его груди, когда он потерял свою семью много лет назад? Подростком он знал, что у него никогда не будет семьи. Он был одиночкой до мозга костей. На самом деле единственный раз, когда он сомневался в своем решении, был в то лето, казалось, целую жизнь назад, в Севилье.

— Они отвратительны, — легкомысленно ответил он. — Крошечные руки, липкие пальцы.

— Я серьезно, — сказала она, моргая так, что у него что-то дернулось в груди.

— Я тоже. Сопливые носы. Мне действительно нужно перечислять дальше?

— Но твои собственные дети… — протянула она после паузы. — Ты, конечно, думал об этом?

— Нет, — твердо отрезал он. — Это единственное решение, в котором я никогда не сомневался.

Он не знал почему, но он не мог признаться Алисии в том, что восемнадцатилетним мальчиком, когда они встретились, он представлял себе будущее таким, к которому стремилось так много людей. Что Алисия заставила его усомниться в своем желании прожить свою жизнь в независимом одиночестве.

Но тогда он ошибался — теперь не было смысла воскрешать эти чувства.

— Моя семья умерла, когда я был еще мальчиком, — я никогда не хотел другой семьи. Я никогда не хотел этого для себя.

Он ждал, что она скажет что-то еще, но ее глаза были закрыты, тело неподвижно, и он позволил ей уснуть или притвориться спящей, потому что его устраивала и тишина.

Глава 8

Потребовалось время и немалое мастерство, чтобы вытащить руку из-под Алисии, не разбудив ее, медленно, осторожно соскользнуть с кровати, затем встать и посмотреть на нее сверху вниз и убедиться, что она все еще спит. В конце концов, у них была беспокойная ночь, перемежающаяся страстью. Он тянулся к ней, или она тянулась к нему, и в следующий момент они уже целовались, изучали друг друга, занимались любовью, как будто так было всегда.

Ее тело теперь было ему так же знакомо, как и его собственное, и все же она сама все еще оставалась загадкой.

Он напрягся, вспомнив слова, которые она сказала прошлой ночью о своем отце.

По правде говоря, Эдвард Гриффитс был полным ублюдком.

Но почему Грасиано не подумал тогда о последствиях для Алисии? Он вышел из комнаты, осторожно закрыв дверь, и пошел по коридору к центральной лестнице в глубокой задумчивости.

Неприятная правда заключалась в том, что он был настолько сосредоточен на себе, что не думал об Алисии. В отношении нее он чувствовал только разочарование и злость, что все его надежды, чувства и едва осознаваемые будущие устремления были разрушены.

Этот гнев помешал ему предсказать вероятность того, что она решится поговорить с отцом. Он этого не предвидел.

Теперь он задавался вопросом, как это стало возможно. Тем летом он провел месяцы, наблюдая за ней, восхищаясь ею, понимая ее. Она не была похожа ни на кого, кого он когда-либо встречал. Она не осуждала его, ее не беспокоило то, что он был сиротой. Она была единственным, кроме родителей, человеком, который действительно им интересовался. Поэтому ее неприятие так больно ударило по его самолюбию. Она показала ему свет, а потом выключила его, и он был полон решимости не прощать ее за это. А сейчас выяснилось, что он был не прав: она не заслужила десять лет его презрения…

В его памяти всплыли обрывки того утра, воспоминания, которые он десять лет пытался игнорировать.

«Ты воспользовался моей дочерью! Ты изнасиловал ее!» — кричал ее отец.

И Алисия молчала, уставившись в пол, ее лицо было пепельно-серым. Он ждал, что она вмешается. Скажет хоть что-то.

«Убирайся из моего дома! Если я когда-нибудь увижу тебя снова, я вызову полицию. Да я сейчас им позвоню!»

А затем Эдвард обнял Алисию и повел ее прочь.

Они ушли вместе. Предательство Алисии было настолько очевидным из-за ее решения хранить молчание и уйти с отцом.

Однако Грасиано не был идиотом. Возможно, он ожидал большего, чем могла дать ему любая шестнадцатилетняя девушка. Но он был уверен, что в то утро она смотрела на него холодно. Он почувствовал ее неприятие — от этого его кровь превратилась в лед, — но что, если он ошибся? Что, если она испытывала страх перед отцом?

Он сделал себе кофе и выскользнул из кухни, прежде чем кто-либо успел появиться здесь и помешать ему. Ему нужно было побыть одному, чтобы осмыслить то, что изменилось внутри его прошлой ночью. Границы, определяющие его существование и установленные для его безопасности и защиты, менялись без его согласия.