— Сложно? — Андрей усмехнулся. — Это практически невозможно. Оборот медпрепаратов и оборудования под присмотром спецслужб — канюля не просочится. Тебе ли не знать. Ичебик — это не просто, как ты говоришь, «способ доставить молодость в организм». Через него отслеживаются жизненные показатели всех носителей ичебиков, — всех вообще! И симптоматика. В случае расхождения индивидуальных препаратов с ожидаемыми маркерами, нейросеть сама собирает данные не только о пациенте, но и о его докторе, и о медучреждении. Каждый шаг известен: где был, когда вспотел, соврал, а когда совесть замучила. Всех потенциально опасных давно лишили права использования ИБЧ. А это, сам понимаешь … Пустошь.
Он попробовал представить, каково это — жить без браслета. Не час-два, не ночь, а вообще. Как они живут там, в Пустоши — без электричества, без денег?
— Да уж. Никаких тебе тюрем, как раньше — гуманизм торжествует. Лишили инфраструктуры, долголетия и финансов — и всё. Живи, как сумеешь.
Степаныч переключился на себя, похлестал веником бока и грудь.
— Тебя не угнетает такая зависимость от ИБЧ? — вдруг спросил он. — В нём считай вся жизнь твоя — деньги, здоровье, социальный статус.
— Не угнетает. За всё надо платить.
— Сколько ещё?
— Двадцать семь лет.
— Выплатишь, и на пенсию.
— Да. Но зато у меня есть всё: образование, дом, ичебик с внушительным ресурсом. И как ты говоришь впереди здоровая и счастливая старость.
— Всё, кроме семьи.
— А, — махнул Андрей рукой, — пустое.
Он поднялся и вышел из парилки. Настроение пропало. У служивого-то семья была, да только где она сейчас?
— Есть вести от Веры? — спросил он.
— Неа, — Степаныч отвернулся.
Андрею стало стыдно — нарочно задел за больное, хотя Степаныч весь вечер старательно обходил тему стороной.
— Четыре запроса. И ни одного ответа.
— Может, она всё-таки в промзоне? На заводах бардака хватает. Лежат твои запросы под грудой инструкций и планов.
Степаныч сжал кулаки, шумно задышал и покачал головой:
— Что за чёрная дыра, эта Пустошь, будь она проклята!
Схватил веник, ушёл в парную, и долго хлестался им и лил воду. Андрей молчал, клял себя за злой язык. Минут через двадцать служивый вернулся в добродушном расположении духа и растянулся на кушетке рядом.
— Маруся, музыку.
Заиграла приятная мелодия.
— Говорят, Андрюх, женщины, у которых прописанный геном, настоящие сирены.
— У меня координатор в министерстве — женщина с прописанным геномом. Только я никогда ее не видел. И не слышал.
— Даже по галофону?
— Даже по нему. В регламенте чётко указана односторонняя связь. Лет семь как координирует, а необходимости в прямом контакте так ни разу и не возникло. Ну как в прямом, по галофону. В текстовом режиме — инструкции-отчёт. Вот и думай, то ли слишком хорошо работаешь, то ли там дела нет до того, кто на местах сидит. А может и не женщина она вовсе, а так всё это, слухи.
Степаныч мечтательно улыбнулся:
— Увидеть бы хоть раз. Мне-то уж не грозит. А ты, если встретишь — не позволяй в глаза смотреть. И сам не смотри. Пропадё-ёшь!
Андрей лежал на кровати, глядел в потолок и слушал тишину. Он не дал дому имя, внешность и голос, не хотел очеловечивать. В этом тщательно продуманном, с любовью спланированном пространстве есть место только для одного человека.
Воскресное приключение удалось на славу, и, кажется, без последствий. Он с трудом дотерпел, когда распрощается со Степанычем и сядет в такси. Ичебик заработал сразу же, как замкнулся магнитный замок на запястье. Кожу защипало от вводимого коктейля препаратов, и вскоре наступило обычное состояние поднятого тонуса и умиротворения.
Обычное, да необычное. Фоном разливалась нега — распаренное в бане тело благодарно впало в безмятежную неподвижность. Он чувствовал себя отдохнувшим, как после недельного отпуска, в котором не был уже лет пять. Разговор со Степанычем навязчиво витал где-то рядом:
— Небожители, — говорил он. — И здоровья века на три, и ум, и красота, и деньги, и власть. Хотел бы попасть в эту касту?
— Кто ж не хотел бы, — отвечал Андрей. — Только предки мои поколений пять-шесть назад не такими зубастыми оказались, как предки этих, кастовых. Не смогли большой кусок отгрызть… Но спасибо и на том, что имеем, как говорится. А то ведь мог бы жить в промзоне, дышать через респиратор, закидываться нейтрализаторами, и работать только ради того, чтоб не сдохнуть… Про Пустошь вообще промолчу.
Прозвучал мелодичный сигнал о пришедшем сообщении. Андрей нехотя поднялся и, не включая свет, в полумраке неоновых огней улицы прошёл в кабинет. Рабочая поверхность стола-клавиатуры едва светилась в спящем режиме. Лишь сигнал почты мигал красным, извещая о важности письма.
Андрей коснулся иконки почтового ящика. Строчка вспыхнула в темноте голубой голограммой: «Направление на инспекцию. Задача: проверка планового потребления препаратов «метанозин», «летосицил», «наторецил» с 15.11.2251 г. по 18.11.2251 г. (время на дорогу 20 часов включено). Срок сдачи отчёта 20.11.2251 г. Подтвердите получение. Ордынко Е.Н.»