Не позволяй смотреть в глаза

Отклонения от протокола были такие, что не обойдёшь — не объедешь. Это были такие отклонения, что любо-дорого. С такими отклонениями можно смело выходить на прямую связь с координатором — достаточная по всем основаниям причина, чтобы услышать ещё раз чарующий и томящий душу голос, и на этом заканчивать командировку. Почва для группы проверки, которая разберёт всё здесь по камушку, подготовлена. А его задача уже выполнена, хоть прямых подтверждений утечки препаратов он и не нашел.

Из помещений оставались не осмотренными лаборатория и хозяйственные постройки, но он прервал обход и потребовал перейти к медицинским картам.

Евгений Петрович, только что закончивший с операциями, худой и желчный, скупо и и отрывисто отвечал на вопросы Андрея. Отпустить бы его — пусть отдыхает человек. Но мысль о том, что с трудом сдерживаемое раздражение связано с тайной управляющего, возвращала Андрея к протоколу инспекции, и он продолжал. Шёл десятый час вечера, когда он вызвал такси и позволил потухшему управляющему и осатаневшему от усталости и злости главврачу уйти по домам. Он так измотал их бесчисленными вопросами и объяснениями, что они даже не поинтересовались результатами проверки, уверенные, что это ещё не конец. Быстро пожали руку и унеслись на электромобилях в гущу далёких городских огней.

К чему Андрей и стремился.

Несмотря на долгий путь и проведенный на ногах день, усталость не приходила — ичебик в особом режиме добавлял и добавлял бодрости. Сейчас Андрей чувствовал себя гончей, напавшей на след.

Он снова надел халат, прямо поверх куртки, и обошёл здание. Моросило мелкой водяной пылью, ноябрьский ветер быстро выстудил тепло из одежды. Он основательно продрог, пока добрался до заложенного запасного выхода. Здесь следы новодела проступали настолько явно, что отпали последние сомнения — выход закладывали скоро, перед его приездом и управляющий тянул время, чтобы избавиться от доказательств.

— Дядя! — услышал он вдруг тихий детский голос и увидел в темноте маленькую фигуру. Оказалось, задумавшись, он проделал путь по натоптанной тропинке до забора, за которым среди голого кустарника притаился ребёнок. Ребёнок из промзоны? Или из Пустоши? По спине пробежал мороз.

— Ты чего здесь? — вполголоса спросил он.

— Дядя доктор, пойдёмте со мной, пожалуйста. Мамка умирает. Пожалуйста! — голос ребёнка дрожал от слёз — Я вам подпишу, что скажете. Я умею. Правда.

Андрей оглянулся. В зданиях клиники погасли огни. Приглушённо мерцали лишь окна коридоров и сестринских. Территория освещалась ярко, но не там, где он стоял. И камерами этот угол не просматривался. Его бил озноб — пойди разбери то ли от промозглого ветра, то ли от нервов. Выйти за границы города? Допустить прямой контакт с больной из промзоны? А вдруг нет никакой больной и это ловушка? Хоть ичебик и персональный, но мало ли… Это в городских джунглях, среди себе подобных он служил надежным заслоном от множества невзгод: болезней, холода и нищеты. А здесь… Здесь вполне мог стать объектом добычи — оперативный, хоть и ограниченный, запас гормонов и лекарств почти на все случаи жизни для людей, лишенных медицины может оказаться дороже золота.

Маленькая тень отделилась от кустов, детская холодная рука взяла его за два пальца и потянула за собой.

— Тут колючая проволока, — прохрипел он пересохшим горлом.

— Есть проход, — прошептал мальчик. — Пригнись.

Он шагнул за пацаном, наклонился, зацепился за что-то острое, рванулся, в полуприсяде проковылял несколько шагов и очутился по ту сторону забора.

Впервые с тех пор, как отец торжественно надел ему на руку первый браслет, он вышел за пределы мегаполиса. Рубашка прилипла к липкой от холодного пота спине. Цепкая холодная ручка тянула за собой.

— Пошли, дядя! — шептал мальчик. — Пошли, пожалуйста!

Острым жалом засело в животе это «пошли». А ведь нежный голос Ордынко предупреждал… Что там сказал малец? «Подпишу… я умею»… Какие такие договоры он умеет подписывать?

И сам не заметил, как углубился в кусты.

— Возьмите, — мальчик протянул ему респиратор, когда они миновали очистные и вошли в промзону. Горло перестало першить — хоть и потрёпанная, маска немного защищала. Мальчишка резво шёл вдоль слабоосвещённых заборов и бубнил глухо: «Быстрей, дядя. Здесь короче. Не дыши. Уже скоро». Только когда они выбрались, Андрей сообразил, что пацан зажимал рот и нос рукавом. Он чертыхнулся, сорвал с лица респиратор и отдал мальчишке. Но уже вышли на просеку, за которой чернела лесополоса. А за ней — Пустошь.

Окончательно стемнело. Косматое от туч небо, чёрные кусты, корни и кочки под ногами, непроглядный мрак. Андрей слепо шёл за мальчиком, спотыкался. Ботинки промокли, как и он весь. Привычный тонус пропал. Андрея трясло от холода, усталость сковала по рукам и ногам, он едва переставлял ноги. Мальчик же уверенно тянул его за собой, повторял: «Сейчас, дядя. Уже скоро. Скоро придём».