(не) преследуй меня (СИ)

Собираются они в тишине. Вначале принимают душ, смывая с себя страсть прошлой ночи, затем одеваются. Оба, не сговариваясь, предпочитают чёрные стиль: она в платье, а на Переверзеве водолазка и брюки (он решил, что надевать костюм будет слишком большой честью для той, кто долгие годы мучила и его, и Анастасию). Также молча садятся в машину, доезжают до нужной больницы. Сами дороги благоволят — ни единой пробки.

Несмотря на то, что им предстоит сделать сегодня, погода стоит чудесная. Солнце только-только поднялось из-за горизонта, смогло преодолеть всего полтора часа от него, но уже греет своими ласковыми лучами. Птицы поют о чем-то своем, перекликаясь с двух соседних деревьев, что расположились по бокам от главного входа в больницу. Тень накрывает Анатолия с Анастасией, когда они проходят мимо них.

— Мы к Порезовой, — говорит мужчина в приемном, не желая раньше времени напрягать Настю. Ей так тяжело сегодня придётся, наверно, в миллион раз тяжелее, чем ему. — Скажите врачу, что приехало её доверенное лицо, приняла решение об отключении от аппарата.

Девушка неприятно округляет глаза, будто это её сейчас тут у-би-вать будут. А ведь это не так, просто Анатолий раздражается от того, что кто-то так реагирует на банальную вещь. Злит и бесит такое не профессиональное поведение. Поэтому мужчина, злобно на неё зыркнув, повторяет сказанное ранее. Теперь она видимо приходит в себя, потому что снимает телефонную трубку, набирает нужный номер и точь-в-точь повторяет чужие слова.

— Можете проходить, вас ждут.

Ждут это мягко сказано. Когда Анастасия оказывается рядом с палатой, она понимает, что от этой пациентки не только она, но и врачи желают избавиться: весь нужный персонал уже толпился и так и мечтает поскорее выдернуть провода. На лице одной из медсестер девушка замечает радостное нетерпение. И ей становится неприятно. «Вот уж непонятная человеческая душа. Светлана им никем не приходится, а все то же — к праотцам побыстрее отправить», — думает Порезова, проходя внутрь палаты.

С последней встречи в том гараже прошло уже несколько месяцев, и все это время Настя беспрестанно думала о том, что с её мачехой. «Бывшей мачехой», — мысленно исправляет себя девушка, в очередной раз вспомнив, что-то никогда та ей не была приемной матерью. С ней ничего хорошего. Лицо женщины, некогда бывшее румяным и живого цвета, теперь белое, словно у пок-ойника. Без макияжа она ещё больше смахивает на мертвеца, который может открыть глаза — ведь грудь продолжает вздыматься благодаря интубации, Светлана дышит. За время в больнице она сильно исхудала, всё-таки невозможно поддерживать цветущий вид человека с помощью пакетов с питательной смесью — они лишь отсрочивают неизбежно. Руки с пальцами длинными и тонкими, словно паучьими лапками, сложены на груди, и Анастасии кажется, что женщина спит. Просто спит, а не находится на пороге смерти.

— Оставьте меня на минутку. Все, — даже Анатолия она просит выйти из помещения, чтобы побыть наедине со своей мучительницей. Когда дверь за последним захлопывается, она подходит ближе к койке. Если бы могла, наверно, даже плюнула бы в эту бессердечную женщину, но воспитание не позволяет ей этого сделать. Вместо этого девушка говорит, едва сдерживая свою ярость, бессильную, как маленькая лодчонка посреди морской бури, — если ты думаешь, что своим признанием о смерти моего отца задела как-то, то, су-ка такая, ты ошибаешься. Ты умрёшь, а я забуду, что ты существовала. Все мои деньги перейдут ко мне. Все твои деньги станут моими. А на этом свете не останется никого, кто тебя бы помнил. Я уж об этом позабочусь.

Она зовет персонал обратно, отходит от койки, чувствуя удовлетворение. Она знает, как важно было для Светланы быть в центре внимания. И теперь Настя лишает её такого права. «Всё-таки месть сладка, когда её подают холодный», — с наслаждением думает она, смотря на то, как медсестры выполняют необходимые манипуляции. Когда они все оказываются сделаны, остается только одно.

— Отключаю, — говорит врач, щелкая кнопкой.

Приборы перестают бесконечно пикать, вращаться, шуметь, возвещая о тишине в этой многострадальной комнате. Светлана тоже не издает ни звука. Никакого чуда не случается, она просто делает выдох и замирает.

— Всё? — удивленно спрашивает Анастасия, ожидавшая от чужой смерти большей драматичности.

— Да, всё. Быстро отошла, но это и к лучшему. Зачем лишние часы мучиться? — этот вопрос, что задает врач, скорее философский. — Если хотите, можете побыть с ней какое-то время, прежде чем мы отправим её в морг, а затем в похоронную службу.

Порезова уже не сдерживает себя. Фыркает презрительно.

— Нет, спасибо. Везите. Больше я видеть эту женщину не желаю.

Медсестры споро снимают койку с тормозовов, поднимают поручни, накрывают тело простыней и выкатывают Светлану прочь. Настя ставит последние подписи на бумагах.