Октябрь приносил с собой холод, а значит, рейсовый автобус мог в любой момент привезти в притон мать Дойчлянда.
Около двух часов дня Дойч окинул косым взглядом своё имение: тут и там лежали тела – одни были в чём мать родила, другие храпели так, что в шкафах звенела посуда; в раковине – даже страшно описывать, в ванне – наблёвано; пол был устлан упаковками от еды и объедками. Мягко говоря, в доме было неприлично.
Однако Дойчлянд отчётливо понимал, что ни сегодня, ни в ближайшие несколько дней Праздник невозможно будет остановить, поэтому он пошёл на отчаянный шаг – сгонял к ближайшему банкомату, проверил свой остаток на счёте и, удовлетворившись, решительно набрал номер матушки.
— Алло, мама, давай я пришлю тебе денег, как за месяц, но ты задержишься ещё на неделю? Напои там всю деревню в мою честь!
26 октября
На шестой день гуляний Дойч проснулся рано утром в ожидании белой горячки. По его прикидкам печень уже должна была взбрыкнуть. Мантрой в голове героя звучала одна мысль: я больше не буду пить!
«…больше не буду пить…» — вибрациями в тонком мире раздалось эхо мыслей Дойчлянда. Пространство вокруг дома сначала подёрнулось еле заметной рябью, но с каждым новым кругом идея трезвости увеличивала амплитуду волн.
Существо с шестью лапами крокодила и телом дельфина, кормившееся у рюмочной, почувствовало странное шевеление у покинутого гостями и постояльцами притона. Оно с интересом и некоторым беспокойством приближалось к источнику усиливающегося волнения. Остановившись на том месте, где раньше была ядовитая яма, чудовище стало наблюдать за пляской материи. Спустя несколько мгновений, достигнув наивысшей точки колебания, оболочка вокруг дома Дойчлянда лопнула, словно убитый поринг, орошая ближайшее пространство брызгами Праздника. Самые жирные из них монстр ловил быстрым змеиным языком. Где-то вдалеке раздалось ржание лошади.