Не придумал (СИ)

Илью погрузили в «скорую». Поскальзывающийся на грязи Ефрейтор остановил санитаров и, сунув тысячу, уговорил их взять его с собой и везти друга в Боткинскую больницу.

 

А Дойчлянд пошёл есть шашлыки, которые снова организовал Миро на том месте, где оборвалась нить дойчляндовской любви. В этот раз газон больше походил на болото.

 

— Вы чё тут как свиньи расселись? — Дойчлянд понял, что Миро выбрал это место неслучайно. — Хуёвее поляны не найти было?

— А у нас совесть есть, в отличие от тебя, — стал отстаивать свой выбор Миро. — Илья вон умирает, а мы тут будем пир устраивать? Да, жрём! Но этим мы бросаем вызов смерти, поскольку еда необходима для продолжения жизни. А грязь… Ну, это чтобы жизнь мёдом не казалась. Скорбим-с.

— Да чего скорбеть… — особо не веря в свои слова, ответил Дойчлянд, — ещё непонятно ничего.

— Садись уже, не пизди, — Миро с нетерпением ждал, когда и Дойч засрёт свою обувь в грязи.

 

Минут через двадцать пять Ефрейтор позвонил Дойчлянду и сообщил, что Илью не принимают в Боткинской больнице: в компьютерный век от администрации не ускользнул побег Ильи из НИИ скорой помощи. Пришлось спешно везти его в Джанелидзе.

 

Илью поместили сразу в хирургическую реанимацию, о чём и сообщил приехавший из НИИ имени Джанелидзе Ефрейтор. Вся тусовка принялась пить за выздоровление друга.

 

К концу дня музыкант умер.

 

В мире духов монстр с шестью крокодильими лапами, растущими из туловища дельфина, смерть своего отравителя тоже почувствовал. Почему среди десятков разлагающихся людей в одном только притоне Дойчлянда связь с чудовищем образовал именно Илья – совершенно непонятно. Однако со смертью человека из нашего мира, шестилапому существу из мира параллельного стало легче. Оно выпрямилось и с несвойственной для себя медлительностью отправилось поглощать энергии Праздника.

Яма с чёрной эфемерной жижей оставалась нетронутой.

21 сентября

К полудню Дойчлянд вынужден был проснуться: куда-то пропали его любимые плотные занавески и солнечные лучи, отражаясь в рамке, за которой покоилось изображение фюрера Третьего Рейха, щекотали веки спящего. Или это было сияние Адольфа? Впрочем, неважно.

 

Дойчлянд полежал ещё какое-то время, отвернувшись к стене, но мысли о том, что Илья уже не жилец, не покидали тяжёлой головы героя.