— Ну у тебя и представления о настоящих мужчинах, Савельева. Неудивительно, что ты все эти годы одна.
— В смысле одна? — напрягаюсь я. — Я хожу на свидания, у меня бывают отношения. Просто… недолгие.
Нам приносят заказ. У меня — голубой коктейль с сахарной кромкой и долькой лимона, а у Олшевского что-то мутно-зеленое. Я делаю глоток через тонкую трубочку и не удерживаюсь от стона удовольствия.
— О том и речь. Ты не из тех девушек, которые обзаводятся семьей и забывают о карьере.
— Кто бы говорил, — замечаю я. — Сейчас будешь утверждать, что у мужчин все по-другому? Что у нас тикают воображаемые часики? Поэтому ты можешь лапать дочку моего босса в переговорке, а я нет?
— Что ты все на ней зациклилась? — Руслан жмурится. — Да и сомневаюсь, что тебе бы захотелось уединиться там с Настей.
Я вновь не удерживаюсь от легкого толчка в плечо. Хрупкое перемирие между нами вызывает неожиданно теплые чувства. В сложившихся обстоятельствах и поддержка Олшевского не будет лишней, пусть я еще днем воображала, как буду его пытать.
— Ты понимаешь, о чем я. Тебе можно спать со всеми подряд, а я, если залечу, обязательно должна оправдываться, где папаша.
Олшевский поднимает свой бокал и приглашает меня чокнуться.
— За папаш.
— Странные у тебя тосты, — говорю я, но «дзынькаю».
Еще три коктейля спустя я начинаю немного теряться в пространстве. Руслан держится значительно лучше и не смеется, как я, по каждому малейшему поводу.
— Не надо было пить, — я икаю, — на голодный желудок. Бармен, оливок!
До сих пор не могу поверить, что напиваюсь с нашим финансовым директором. Кажется, что Руслан здесь и Руслан на работе — два разных человека. Да, он такой же засранец и по-прежнему обожает со мной спорить, но сегодня я увидела в нем сторону, которую было невозможно заметить в офисе.
Он теплый и смешной. И заботливый. На одну секундочку мне хочется представить, что вся придуманная мной ложь — правда. Что он мой жених, что мы вместе. А что будет дальше, не имеет значения.
— Все, пора, Савельева, — слышу я над ухом.
Но я рефлекторно тянусь за стаканом, где на дне в остатках алкоголя плещутся льдинки.
— Не-е-е-ет.
— Да, Диана, да. Оставить тебя здесь одну, конечно, очень соблазнительно, но я не такой конченный придурок, каким ты меня вообразила.
Руслан хватает меня под мышки и силком стаскивает со стула. Я машу рукой расплывающемуся перед глазами бармену и успеваю в суматохе захватить последнюю оливку.
— Я хочу еще немножко посиде-еть.
— Пойдем, закажу тебе такси.
На улице холодно и неуютно. Я льну к боку Олшевского, радуясь, что сегодня это законно.
— У тебя какой адрес? — спрашивает Руслан, но у меня остаются силы только мычать.
Олшевский матерится.
— Савельева, давай серьезно. Какой у тебя адрес?
Вот если я сейчас промолчу, мы поедем к нему домой, как во всех этих романтических комедиях? Там окажется только одна кровать. Он уступит ее мне или вообще…
Но мои мечты прерывает Руслан, резко трясущий меня за плечо. Все романтическое настроение тут же улетучивается.
— Я же тебе смс-кой отправляла, — наконец раскалываюсь я.
— Черт, точно.
Уже через пять минут я сижу на заднем сиденье такси бизнес-класса, уронив голову на плечо заносчивого финансового директора «Шок-о-рая» и думаю о том, не почудился ли мне короткий прощальный поцелуй в висок перед тем, как я зашла в подъезд.
7
— Да вы рехнулись. — Олшевский не повышает голоса, но лучше бы орал.
Мы на экстренном совещании. У меня трещит голова, я не выспалась и хочу есть. Прошли годы, когда я могла веселиться ночь напролет, а потом спокойно выходить на первую пару в универ или подработку. Я чувствую себя старой, уставшей женщиной под тридцать, которой сейчас нужны охлаждающие патчи, а не вот это все.
— Оборудование для орехов?! — наконец принимается орать Руслан. Я невольно отмечаю, что ноздри у него раздуваются как у быка. Это даже мило. — Чего лыбитесь, Савельева?
Грубый, наглый. Вот таким я привыкла его видеть, и на душе как-то даже становится спокойней. К счастью, я ошиблась. Руслан Олшевский — бабник и вообще ужасный человек.
— Я?! — наигранно возмущаюсь. — Да что вы, Руслан Игоревич.
— Но орехи были вашей идеей?
Марк Евгеньевич слева от меня раздраженно фыркает. Дескать, предупреждал, а ты все носишься со своим «качественным сырьем». Наверное, будь его воля, он бы пальмовое масло красителем разводил.
— И я буду стоять на своем. У нас дорогие ингредиенты, практически премиальный покупатель в продуктовом сегменте. Вы думали, мы сколько еще будем производить зефир и шоколадные конфеты с мягкой начинкой? Необходимо держать планку. Цифры есть — вы их все уже видели.
Краем глаза замечаю, что Миша Лебедев бледнеет. В его лице читается паника.
«Не боись, — хочется сказать мне, — прорвемся».
— Двадцать миллионов, Савельева! Это тебе не ежевику закупить. Кстати, какая у вас там в итоге вышла маржа на той пастиле?