Не про бег

Личинки асцидий плавают в воде, добывая себе пищу. У них есть немного мышц, немного позвоночника, рот и даже маленький мозг. Найдя хорошее место, асцидия прикрепляется к поверхности и первым делом съедает собственный мозг. Если ты прикрепился к правильному субстрату, мозг тебе больше не нужен. Он требует огромного количества энергии, не давая ничего взамен. На меня снизошла эта истина, когда я работал в больших московских компаниях. Сейчас, зацепившись за украинца, я снова почувствовал, как растворяется мозг. Ядовитый туман в голове все свободнее витал по извилинам. Нет, я не асцидия. Остатками сознания дотягиваюсь до выключателя автопилота, щелк… Смотрю на часы. А что на них смотреть, часы как часы. GPS не работает, график на браслете я не вижу, посчитать не могу. Остается надеяться на мозжечок. Топ, топ, топ.

Суды вокруг канала шли еще сотню лет. Они шли, а вода текла. В прямом смысле. У города появилась настоящая вода. Радикальные решения приводят к настоящим результатам. Потом канал назвали памятником инженерной мысли, а Ишам Рэндольф строил еще и Панамский канал.

30 км. 1:57:08, 3:54 мин/км

За эти пять километров я не отдал ни секунды. Мозжечок ожил, генератор ритма в нем поймал сохраненные настройки. В минуту 190 шагов. Топ, топ. Струна в правой ноге нагрелась, посередине появился маленький красный горячий шарик. Он возник под коленкой и медленно двигался вверх, понемногу нагреваясь. В обе коленки ввинчивались уже по три шурупа. На них держится каждая из головок четырехглавой мышцы. Вот прямая мышца, вот медиальная, вот латеральная. В атлас можно не смотреть, шурупы как на ладони. Темп упал. Мозжечок отказывается считать по 190 шагов в минуту, ноги не желают широко шагать. Часы бесполезны, но голова еще работает, понимая, что не бежится. Подключаю руки. Ноги уже не могут контролировать частоту шагов, а руки еще могут. Попробуйте бежать, редко перебирая ногами и часто руками. Получилось? Ни у кого не получается. Руки могут задавать темп, и ими проще управлять. Шевелитесь!

За две недели до старта Чикаго я весил шестьдесят два килограмма. Начиная бегать, весил восемьдесят. Я ем гречку, бобы, орехи, салат и немного рыбы. У такого меню есть масса преимуществ и один недостаток: не бежится. Сейчас нужно толкаться, но нечем. Бензобак большой, я раскачал жировой обмен и накопил энергии на сто километров, но силы в мышцах к тридцатому километру нет. Я понимал это задолго до старта, но менять сформировавшиеся привычки не стал. Зеленое питание – это долгосрочный результат. Чикаго я добегу с личным рекордом, это уже понятно. Но это не последний марафон. Можно есть булку, мясо и добавки, съездить в горы, тренироваться дважды в день и пробежать этот марафон в кредит. Но он не последний. У профессионалов каждая Олимпиада последняя, а у меня впереди вечность. Победы приносит только то, что ты делаешь каждый день. Нельзя всю жизнь проводить в горах, тренироваться дважды в день, растить детей, любить жену и строить бизнес. Три года можно, пять, десять, но не всю жизнь. Я не буду форсировать.

Строители Чикаго, поднимая город и поворачивая реки вспять, думали о вечности. Гигантские проекты не искажали равномерного движения. Передвигаемые гостиницы и магазины не закрылись ни на день, работая прямо во время движения. Это не компании, это бусинки на одной нити. В 1871 году Чикаго сгорел. Почти полностью. Семнадцать тысяч зданий исчезло в огне за три дня. Треть населения осталась без места для ночлега. Двести двадцать миллионов долларов превратились в углекислый газ, воду и невысокого качества уголь. Город восстановили почти мгновенно, породив строительный бум, чикагскую архитектурную школу и построив первый в мире небоскреб. Через двадцать два года Чикаго принял Всемирную выставку: двадцать семь миллионов посетителей, треть населения Америки. Восемьсот тысяч человек посетили выставку в первый день.

Ноги перестали слушаться. Как мой четырехлетний сын Гоша, они вдруг начали действовать по какой-то своей программе. Шурупы, крепящие все мышцы к тазу, раскалились добела, шар в задней поверхности бедра стал большим, очень горячим и шершавым, по спине от шеи до копчика били скалкой 190 раз в минуту. Ладно, нет уже никаких 190 ударов, 188 в лучшем случае. Боль не влияет на скорость: можно побежать быстрее, можно замедлиться, но она не изменится. Можно даже остановиться – тогда она не будет так явно пульсировать с каждым шагом, но совсем не уйдет. Скорость падает из-за отказа мышц. Некоторые волокна больше не могут сокращаться. Я собираю все остатки воли и приказываю им работать. Так же можно приказывать восходить солнцу. Похоже, что большой части ног у меня просто нет.

35 км. 2:17:32, 3:56 мин/км