Последние пять километров бегу по 4:05. Три года назад я бы гордился этим временем на первых пяти километрах. Дед, ты колдун. Ты накаркал мне 2:50. Нет, так не будет. Так уже было, я не хочу возвращаться. Большая бедренная не работает, задняя поверхность тоже. Они уже даже не болят: это кусок мяса, оссобуко из немолодой голяшки. Взгляд пролезает внутрь ног, выискивая еще живые волокна. Давай поменяем технику, подвернем ногу чуть внутрь: может, есть еще немного живых волокон на внешней поверхности? Где-то отсиделись маленькие глубокие мышцы, в работу их. Подключаю руки. Попробуйте бежать с темпом 185 шагов в минуту, а руками шевелить с темпом 190. Получилось? У меня тоже не выходит, руки – это задатчик ритма. В бой отправляются даже совсем крошечные мышцы стопы, какие-то волокна между ребрами. Воздух в легких стал затхлым, хочется открыть форточку. Заталкиваю в себя гель.
Главным архитектором Всемирной выставки был Даниел Хадсон Бернем. В 1909 году он предложил длиннющую путеводную нить, столетний план развития Чикаго, и вскоре умер. А план – нет. Он оказался настолько амбициозным, что сменяющиеся губернаторы использовали его в своих предвыборных обещаниях. Для министров он стал руководством к действиям, а горожане оценивали работу чиновников по корреляции с планом Бернема. Он говорил: «Не стройте мелких планов: в них нет магии, будоражащей кровь, они не реализуются сами собой». Основная идея документа была в том, что правильно построенный город привлекает правильные рабочие руки, которые строят правильный город. Чтобы руки хорошо работали, они должны хорошо отдыхать, восстанавливая здоровье и тренируя тело. Строительство домов вдоль побережья озера запретили еще в середине XIX века, но Бернем предложил всю набережную сделать одним широким 47-километровым парком. С ним согласились – магия!
Я видел от горизонта до горизонта широченный парк вдоль озера Мичиган. И беговую дорожку, как нить уходящую за горизонт.
Мимо меня пробегают молодые, старые, быстрые и не очень. Когда-то я пробегал мимо них, теперь они оборачиваются и улыбаются мне. Как ящерица, когда вылезает на камень в первые солнечные дни весны. Я не буду улыбаться в ответ. Мы вытянулись в длинную редкую цепочку. Ветер в лицо. Сильный. Нет подходящей спины, спрятаться негде. Дождь. Ноги прилипли к субстрату. Пробежали Чайна-таун, он не оставил ни одного следа в исчезающем, как у асцидии, мозге.
Целостность ожерелью придает нить. Шестой мейджор, шестая бусинка на бесконечной уходящей за горизонт нитке. Финиша не существует. Бусинки – не больше чем украшения, подчеркивающие крепкую нить.
Порыв ветра попал в воронку между домами, отразился от стен, сфокусировался и надавил в грудь. Я понял, что останавливало меня в применении безглютеновой диеты. Смотрю на прилипшие к асфальту осенние листья. Дождь кончился, сейчас эти желтые клочки высохнут и полетят по ветру. Моя майка тоже стала почти сухой. Пять километров назад я был уверен, что закончу дистанцию с личным рекордом, а теперь почти стою, прибитый к асфальту дождем и ветром. Толчок… Сильно сказано. Я не занимался физической подготовкой в зале, не делал специальных упражнений. Я только бегал. Любитель должен делить время между пробежками и другими делами. Все свободное время я бегал, не желая тратить его на железо и странные подпрыгивания. Это давало плоды до тридцатого километра.
40 км. 2:38:04, 3:57 мин/км
Бегу по 4:07. Ноги передвигаются исключительно силой мысли, рождающейся в исчезающе маленьком мозге. Кажется, слышно, как что-то сухое бьется о стенки черепной коробки. Свод стопы не держит, ступня превратилась в мягкий язык бычка, из ноги которого сделали оссобуко. Уже ничего не болит: все, что болело, перестало подавать сигналы о своем существовании.
Перед марафоном я пришел к Диме Кричевскому и очень абстрактно сказал, что хочу майку с синей текстурой. Он через тридцать секунд выковырял из компа синюю текстуру.
– Чего-то не хватает, добавь красненького, – сказал я.
– Так? – спросил Дима.
– Да, ровно так. Теперь надпись.
– Так?
– Поиграйся шрифтами.
– Так?
– Покруглее можешь?
– Могу. Ой, не влезает. Ляжки накачал, а спина, как у рахита. Могу вдоль.
– Окей, давай вдоль. Если я упаду, надпись будет отлично читаться слева направо.
И вот теперь пришел этот момент. Я почти падаю, не в силах опереться на ногу. Я уже представил, как красиво буду лежать головой к финишу с ясно читаемой надписью вдоль спины: S10.run
. В вертикальном положении меня удержало только отсутствие зрителей. Я бегу по промышленной зоне и не вижу ни публики, ни участников, ни судей.