Не проходите мимо. Роман-фельетон

— Ну, это ты брось, Юра, — забасил Мартын. — Его фамилия знакома и по газетам и по журналам. То под некрологами встречается, то под приветствиями по случаю…

— А может, он расстроит свадьбу эту? — задумчиво проговорила Пелагея Терентьевна. — Ведь умный, наверное, человек. Поймет, что к чему.

— Что касается популярности бомаршовской, — усмехнулся Можаев, — то про него метко сказано: «автор нашумевшей сберкнижки». О деньгах его я слышал много, а книги, кроме «Старого звона», что-то не припомню.

— Понапрасну вы это все, — сказал садовник, — Дормидонт Сигизмундович такой хозяин, что лучше и не надо… Вычеты из зарплаты не делает, отгулы за сверхурочные дает. Хорошо у него работать… А я в хорошем толк знаю: сам в свое время неплохо жил, собственную цветочную торговлю имел… Бывшая жена хозяина, Марья Поликарповна, то-есть, которая в запрошлом году от него сбежала, меня очень уважала. Красивая была женщина. Пожила всего с хозяином годика три и к другому ушла… Говорят, не вынесла…

Пешеходов догнала легковая машина. Благуша вышел на середину дороги. Сигналить шофер боялся, поэтому он затормозил у ног Мартына и принялся ругаться шопотом.

— Подвези, Вася, — сказал старичок. И представил водителя: — это механик нашего гаража, в Бомаршовке, то-есть, Вася, подвези гостей!

— Ну, садитесь, — милостиво разрешил Вася, — только поскорее устраивайтесь, а то я спешу: у нас сейчас профсоюзное собрание идет, выборы месткома. Дормидонт Сигизмундович уже выговор получил от обкома профсоюза: у него в opraнизации два года собрания не было.

Пелагея Терентьевна и операторы недоумевающе переглянулись.

— Я что-то ничего не соображу, — сознался Юрий. — Вы ведь не на государственной службе, у вас же не учреждение… При чем тут местком?

— Э, мил-человек, законов не знаешь! — усмехнулся старичок.

— Очень просто, — сказал Вася, небрежно, одним пальцем, ведя машину, — даже домработницу и ту профсоюз к себе принимает, хоть она у частного лица служит… А нас у хозяина двадцать человек. А как по закону положено? Если на любом предприятии имеется более шести, кажется, членов профсоюза, то они объединяются в низовую профгруппу… А там уже и местком и все такое прочее.

— Больших денег стоит такой персонал, — сказал Юрий. — Фонд зарплаты, наверное, не один десяток тысяч составляет.

Деревья расступились, и машина подкатила к светлосинему высокому забору. Из-за него виднелись двухэтажные резные хоромы с петушками на гребне крыши.

— Отгородился от жизни, — вздохнул Юрий. — Чтобы поменьше заглядывали в душу те, кто не имеет дач и заборов.

— Это, во-первых, для творческой обстановки, — сказал Вася, — во-вторых, не от народа, а от знакомых, а в-третьих, слезайте, дорогие гости, приехали… Дальше ворот никого посторонних возить не имею права…

Пелагея Терентьевна и операторы вышли из машины. Садовник, по прежнему общительно улыбаясь, вылез тоже, помахал ручкой Васе, и автомобиль уехал к другим, невидимым с дороги, боковым воротам.

Главный въезд был увешан грозными надписями:

«ЗЛЫЕ СОБАКИ»,

«БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ НЕ ВХОДИТЬ»,

«ПРИЕМ ПО ПОНЕДЕЛЬНИКАМ ОТ ДВУХ ДО ТРЕХ».

Мартын сильно постучал в дубовую, крепостного образца калитку. В разных концах Бомаршовки тренированными головами залаяли псы.

Показался сторож.

— Дед Аким, — пояснил садовник. — Так сказать, первая инстанция. Здорово, дидусь! Вот гостей привез.

— Гости — это хорошо, — откликнулся Аким. — А хозяин-то про них знает? Или они так прибыли, самотеком? Тогда не примут. Творят они нынче, с утра творят…

— Это родственники, — понизив голос, сообщил садовник. — Я так понял, что нашего молодого хозяина невесты родная мать.

— Ну, насчет родственников это еще не известно, — бросила Пелагея Терентьевна.

— Никого не приказано, — грустно сказал дед Аким. — Сегодня творческий день объявлен. Приезжал тут один родственник, не то двоюродный, не то молочный брат. Сегодня не пустили. У хозяина настроение на литературу. Я вам лучше управляющего вызову…

Почуяв чужих, собаки лаяли, не жалея глоток. Сторож повернулся спиной к гостям и, по всей видимости, не собирался двигаться с места.

— Как же дидусь управляющего-то вызовет? — заинтересовался Мартын. — Или сигнализация у них?

— У нас дело поставлено, мил-человек, — захихикал садовник. — Здесь свой телефонный коммутатор имеется.

— Мне что! — продолжал бормотать сторож. — Я бы всех пускал сразу… Да выговор будет по профсоюзной линии. Покушение, мол, на нарушение… Эх!

Калитка распахнулась, и за ворота вышел мужчина в синей униформе.

— Здравия желаю, Пал Палыч, — поклонился садовник. — Управляющий! — шепнул он операторам.

Павел Павлович внимательно оглядел прибывших и начал допрос:

— Вы насчет объявления в газете? Хотите продать скаковую лошадь? Или гобелен? Вы, наверно, из комиссионного… Тогда проходите… Или, может, вы представители обкома профсоюза?

— Нет, мы по личному делу, — сказал Юрий, дымя трубкой.

— Ага, догадался: вы начинающие. Так и доложить Альберту Дормидонтовичу?