Не промахнись, снайпер!

Третий пулеметчик, отступив в темноту, стоял с поднятыми руками. Я не сразу разглядел, что он сдается, и дал очередь. Венгр упал, зашевелился. Боец тоже открыл огонь, простреливая углы и закоулки амбара. Вскоре к нам присоединился весь взвод, но продвинуться вперед не могли. Двухэтажный особняк огрызался огнем из нескольких окон. Данкевич, чем-то недовольный, приказал:

— Егоров, беги к Зиборову. Сообщи, что мы застряли.

Лейтенант мог послать кого-то из рядовых бойцов, но упорно гонял меня, словно мальчишку. Хотелось крикнуть ему в лицо: «Тебе легче станет, если попаду под пулю?» С не меньшей злостью ответил «есть» и снова повторил обратный путь к дороге. Снайпер довольно точно приложился вслед, пуля прошла в десяти сантиметрах от головы, когда я перебегал лужайку с убитыми бойцами. Вначале их было двое, теперь лежали три человека: двое солдат и сержант. Мы несли потери у какого-то вшивого поместья, пройдя маршем полсотни километров. Может, поэтому злился Данкевич. Ротный Зиборов, выслушав доклад, сначала удивился:

— Чего ты бегаешь? Послать некого?

— Приказ.

— Ладно, отправляйся назад. Подвезли мины, дадим огня из «самоваров», затем штурм по сигналу зеленой ракеты.

Пробираясь к своему взводу, увидел на дороге две тяжелые самоходки СУ-152. Бросился наперерез, попросил лейтенанта, сидевшего на краю люка, помочь нам. Он полминуты раздумывал, затем выплюнул папиросный окурок.

— Не могу, сержант. Снарядов мало, нас впереди ждут. Там бетонные укрепления, а домишко сами возьмете.

Обдав меня выхлопом дыма, самоходки двинулись дальше, а я в третий раз проделал хорошо знакомый путь. Минометы четверть часа долбили особняк. Стены пробить не удалось, но вложили несколько мин в окна. Затем началась атака и, потеряв еще сколько-то убитых, мы вышибли из укрепленного поместья венгров. Вернее, не вышибли, а уничтожили. Спастись сумели всего восемь-десять человек, вырвавшись на вездеходе и двух мотоциклах.

На ночь рота разместилась в доме, флигеле и хозяйственных постройках. Я впервые увидел, как живет Европа, которую, не щадя жизней, освобождали от фашистов и всяких угнетателей. Здесь обитал фермер, занимавшийся разведением лошадей. Он поторопился убраться, считая, что хорошего от нас ждать нечего.

Хотя окна вышибло, а кое-где огонь повредил паркетный пол, стены и мебель, я ходил по дому, как по музею. Вызывали удивление дорогие портьеры, мягкие диваны, красивые шкафы, ряды книг с золотыми тиснениями. Нагляделся на нищету в Старой Анне, да и наш домик в Сызрани показался сейчас убогим.

Единственную роскошь по тем временам, которую позволила себе моя семья перед войной, это покрыть полы зеленой вагонной краской. Отец купил в депо по большому блату два ведра некондиции. Мы очень гордились крашеными полами, потому что у большинства соседей они оставались лишь обструганными. Мытье полов раза два в месяц превращалось до этого в сплошное мучение. Накопившуюся пыль и грязь соскребали широким ножом «косарем» вместе со слоем древесины, а потом долго промывали. Слой краски избавил нас, детей, от участия в утомительном занятии. И мебель оставалась у нас полностью самодельной, за исключением металлической кровати родителей, остальные спали на деревянных кроватях и топчанах.

Ко мне подошел командир отделения сержант Молодка. Фамилию носил бодрую, а выглядел после нескольких ранений плоховато, весь сморщенный, с пятнами седины в волосах, хотя было ему лет двадцать пять.

— Чего смотришь, Федор?

— Да вот, удивляюсь.

— Ты меньше удивляйся, а лучше прихвати что-нибудь из тряпок, пока возможность имеется. Сам знаешь, какая у нас нищета.

В роте я находился недавно и не решался рыться в шкафах. Толком меня не знают, подумают, что крохобор. Тогда Молодка принес мне рулончик срезанной с кресел кожи, пары три женских чулок и синий шерстяной джемпер. Я затолкал все это в вещмешок Джемпер я надел под гимнастерку, когда наступили холода, а кожу и чулки привез домой, сохранив в долгих предстоящих боях.

Вечером, когда покормили солдат, за длинным столом на втором этаже собрались командир роты, старшина, взводные лейтенанты, трое-четверо сержантов. В подвале обнаружили вино, консервы. Сварили свежее мясо с картошкой. Запомнились вкусный перец в банках, фаршированный овощами. Очень острое блюдо пришлось мне по вкусу, правда, потом расплачивался резью в желудке. Данкевич, по-прежнему недовольный, упрямо не замечал меня. Ужин еще не закончился, когда он коротко приказал:

— Егоров, иди проверь посты.

Проверить посты было делом десяти минут, но я понял, что меня гонят из-за стола. Вмешался Зиборов:

— Не надо, Иван Филлипович. Посты в порядке. Федор вроде неплохо сегодня воевал, огневую точку уничтожил. Так, что ли?

— Так, — кисло отозвался Данкевич. — Орден ему за это!

— Ты чем недоволен?