– Черт, – выдавил из себя омоновец. – Мы должны охранять жителей города, а они жизнь нам спасают.
– Что случилось? Я ничего не поняла, – Урбанова заторможенно приходила в себя.
– Пуля срикошетила мне в спину, может, от стены или от лестницы.
Алёна смотрела на него, сморщив лицо от недопонимания. Ее начинал бить озноб. Сердце бухало и крякало.
– Какой-то придурок с автоматом ворвался в подъезд и саданул очередью, а дальше всё как в кино. Выходит, ваша коробка жизнь мне сохранила! – и, не останавливаясь, скороговоркой добавил: – Алёна Владимировна, Алён, пожалуйста, быстро возвращайтесь домой и не выходите из своей квартиры. У нас приказ оставить посты. Я не знаю, каким местом думают эти идиоты. Здесь же в домах люди, живые!
Омоновец нажал на кнопку, дверь открылась, и, как несколько лет назад в «Виторганову ночь»[3]
, из лифта выплеснулся желтоватый конус лучей от лампы. Он соединил их овалом светового пятна в единое существо. Алёна прилипла к Соколову хваткой репейника: всеми колючками своего страха одновременно, боясь отпустить хоть на секунду. В ушах еще стоял рокот автоматной очереди. Она втянула его за собой в лифт и плотно прижалась к мужественному торсу. Их дыхания смешались. От неожиданности Виктор замер, почувствовав, как мгновенно, в такт с ударами сердца поднялось его естество. Урбанова всё поняла и молча проскользнула руками вниз, выпуская его на волю.Разбуженная опасностью, проснулась наследственная память и перекрутила осознание происходящего в плотный жгут. Алёне привиделось, что она не здесь, в тесном лифте, а в сыром блиндаже на передовой, наскоро оборудованном в медпункт. Да и не она это вовсе, а умело перевязывающая рану Наталья Николаевна, ее мама, военно-полевой ангел-хранитель отца, Владимира Урбанова.
– Тебе бы в медсанбат, Володя, с такой раной… – робко посоветовала Наташа, понимая, что никакого госпиталя поблизости нет и что, возможно, это последние минуты жизни ее отчаянного возлюбленного.
Надежды на выход с окруженной фашистами высоты практически не оставалось.
– Какой медсанбат, перевязывай скорее, через пятнадцать минут идем на прорыв кольца, – он мельком взглянул на командирские часы.
В блиндаже на земляном полу стоит вода по щиколотку, и никуда не деться, негде присесть, некуда даже прислониться. Но через двенадцать – нет, уже через десять – минут взлетит красная ракета, и он первым поднимется из траншеи, пойдет, забыв о ранении, побежит впереди с поднятым пистолетом, увлекая за собой в атаку бойцов. И единственное, что убережет, защитит его от немецкого пулемета, который неутомимо бьет с фланга, – это ее любовь, это память о ее руках, это то счастье и та сила, которые она подарит ему в оставшиеся минуты перед боем.
Легкие движения ладоней Алёны, сложенные трубочкой, становились плавными и тягучими, уверенно скользили вдоль и вокруг его плоти, настойчиво умножая накал желания, возвышая простое действие до уровня магического обряда.
– Еще, еще, еще, у вас волшебные руки, – бормотал Виктор, понимая и не понимая, что с ним происходит. – (Такого со мной еще не было).
Кульминация была мощной и протяжной, разлилась по всему его телу, заставив Виктора застонать.
Алёна выудила двумя пальцами носовой платок, вытерла ладони и влажные следы на одежде. Открыла лифт.
– (Теперь с тобой будет всё в порядке, мои мысли тебя защитят), – подумала она и перекрестила лейтенанта. – Иди.
– Может, я останусь? Кто-то должен людей защищать? – взволнованно предложил он.
– И тебя расстреляют как дезертира. Иди. Всё будет хорошо. Мы справимся.
Виктор выскочил во двор, постоял с минуту, приходя в себя, и исчез в суматохе очередного предательского противостояния тех, кто считает себя властью.
Урбанова вернулась в квартиру и торопливо прошла на балкон. Муж и сын с большим интересом тянули шеи, рассматривая происходящее перед фасадной частью Белого дома. Автоматные очереди учащались, становились всё более назойливыми.
– Ребят, давайте-ка обратно в комнату.
Но «мальчики» и не собирались. Оживленно обсуждая разыгрывающиеся перед ними батальные сцены, показывали на что-то друг другу пальцами со словами: «Смотри, смотри, а те!..», «А эти!..»
Несколько минут тому назад Алёна уже поняла, что шутки закончились, и проорала на них голосом строевого командира:
– С балкона, в квартиру, сейчас же!
Они подчинились и нехотя оставили свой наблюдательный пункт.
Поиски связки ключей в кухонных ящиках заняли какое-то время.
– (Здорово, что нас когда-то ограбили. Я всегда считала, что не бывает худа без добра. Зато замки в каждую дверь врезали), – приговаривала Урбанова, с большим удовольствием запирая комнаты, выходящие окнами на набережную. – Из спальни не вылезать. Сидите тихо. Если что нужно, я вам принесу. – Она взяла на себя роль ощипанного беспокойством ангела-хранителя.