– Не остри, ты не в форме, – небрежно заметил Александр. – К тому же теперь это тебя не спасет. Можешь забыть о моей сестре. А заодно и о президентском кресле. Недолго музыка играла.
Андрей обернулся к Роману и девушкам. На лице его читался едва сдерживаемый гнев:
– Поезжайте без меня.
– Надо же, он одумался! Поздно, старичок. Я не позволю тебе использовать Киру, – Александр усмехнулся, провожая взглядом смутившегося Рому и моделей.
Девушки быстро разместились в автомобиле, Роман поспешно сел за руль, машина резко сорвалась с места и смешалась с потоком на проспекте. Здесь, на парковке, под низко нависшей крышей, поддерживаемой толстыми колонами, было темно и очень пустынно. Жданов и Воропаев оказались один на один, и каждый был уверен, что драки не миновать.
С лица Александра сбежала саркастическая улыбка, и он высокомерно заявил:
– Я хочу, чтобы ты прекратил морочить моей сестре голову. Оставь Киру, и может быть, я оставлю тебя в покое.
– А ее мнение тебя не интересует? – поинтересовался Андрей.
– Она не дура, и сама все поймет. Ты не удержишь Киру, потому что обманываешь ее; и разоришь «Zimaletto», потому что обманываешь себя. Ты не способен руководить компанией!
Воропаев гневно уставился на Андрея. С тех пор как погибли их родители, чувство ответственности за сестер не покидало его. Холодный и расчетливый в бизнесе, в семейных вопросах он превращался в заботливого и любящего брата. Александр тщательно скрывал – или просто не умел выражать – свои чувства за внешним безразличием и иронией. Но восполнял этот недостаток душевного тепла конкретными делами и правильными, как ему казалось, действиями. Он был единственным мужчиной в семье, и потому даже судьба самой старшей и вполне устроившейся в жизни сестры волновала его. Что же касается Киры, младшей сестренки, то она была для него важнее всего… Возможно, даже важнее «Zimaletto»…
– Тебе это цыганка нагадала? – усмехнулся Жданов, и тоже стал серьезен.– Не лезь в мою жизнь. Тебя не касается…
–… испорченная жизнь сестры? Или то, что ты развалишь «Zimaletto»?! – Саша явно издевался.
– Хватит. Есть занятия приятнее, чем слушать твой бред!
Он не видел, как на пороге «Zimaletto» появилась Катя. Как она остановилась, с удивлением глядя на них, двух молодых людей, застывших друг против друга с перекошенными от ненависти лицами.
Она успела испугаться – наверняка крови не миновать! – но Андрей, пробормотав что-то в адрес соперника, сел в свою машину, резко хлопнул дверцей и укатил.
К остановке подъехал троллейбус, и Катя едва успела в него вскочить. Прихрамывая, прошла по полупустому салону, села у окошка, поморщилась – ушибленная нога болела.
Да, дань во всех отношениях закончился плохо. Она постыдно упала на показе, чуть-чуть его не испортив, окончательно поссорилась с Милко, который ее и так терпеть не может. Теперь вот и Андрей поругался с Александром.…Все плохо…
Она увидела в стекле свое отражение. Вокруг – такие же уставшие за день пассажиры. Никто не обращал на нее внимания, люди смотрели в окна, за ними мелькали разноцветные огни ночного города.
А перед Катиными глазами – темный подиум, яркие лучи прожекторов, ослепляя, бьют прямо в глаза и сквозь прищуренные веки она видит Андрея. На лице его – удивление, потом – отвращение… «Андрей Павлович!» – Она спешит к нему, а из-за кулисы шипит Милко: «Назад, назад!» Почему она не послушалась?! Андрей жестикулирует, а окончательно растерявшаяся Катя с грохотом падает с подиума. В ушах ревет хохот зрителей…
– Чистая комедия! – воскликнул один из пассажиров троллейбуса.
Катя вздрогнула, вынырнула из своих переживаний, оглянулась,… двое мужчин на задней площадке громко смеялись,… Может, над ней?
Какое счастье, что до дома – всего ничего: несколько остановок. А дома…дома можно будет не прятать голову в плечи, страшась противного смеха за спиной.
– Слава Богу, мы уж заждались! Без тебя ужинать не садимся, – мама озабоченно оглядела усталую, поникшую Катю. – Ты скажи там – нельзя так бессовестно людей эксплуатировать.
– Сначала всегда тяжело, – авторитетно пояснил Валерий Сергеевич. – Весь первый год. Зато потом – как по маслу, до самого дембеля.
– Валер, какой дембель? – строго одернула его жена. – Хватит, а то, как в казарме живем! Ой, не дело, чтоб девочка в такое время по городу одна шла. Ведь престать могут.
– Я им пристану! Я им так пристану! – Катин отец грозно погрозил в пространство кулаком. – Пусть только попробуют, уроды…я им приставалки-то по отрываю!
– Катенька! Почему ты хромаешь? – встревожилась мама, заметив Катину хромоту. – Что случилось?
Валерий Сергеевич тоже разволновался, вскочил со стула:
– Тебя кто-то ударил?!
– Ничего страшного, не волнуйтесь, просто поскользнулась, – она вымыла руки и села за стол. – Завтра пройдет.
Хорошие у нее родители: всегда, в любой ситуации, они готовы защитить свою дочку, утишить ее. Кате стало легче от их живого участия. Тяжелый день начал отодвигаться на задний план.