Читаем Не родит сокола сова (Сборник) полностью

И припомнилось старухе, как сынок ее Петр после Покрова Божией Матери запряг жеребца в кошевочку, оббитую сохатинными шкурами, усадил свою Ксюшу богоданную и махнул в соседнее село Домна. А вот-вот обвенчались – новожени, еще… И набрали молодые в еврейской лавке всякого товару – семья-то немалая, девять парней и восемь девок, а с молодухами да внуками за стол сядут, так и не сосчитать. И Петр, сынок, хоть и прижимистый был, как тятя Калистрат, а решил-таки ублажить свою Ксюшу: поторговался с евреем-лавочником да и взял ей крепдешиновое платье. Но вот бединушка, не примерила Ксюша в лавке, не вызнала, что платье с таким вырезом, – напялишь, и все титьки наголе. Это уж дома, в Укыре одела похвастать… Свекруха Маланья увидала, с испуга лоб перекрестила, свекр Калистрат глянул, давай ругаться: «Вязи, деука, взадь. Обмяняй алибо сдай… Чо же ты будяшь, яко жидовка, голым пупом свяркать?!» Отвезли в лавку… А потом, как начали раскулачники справных мужиков зорить и на выселки посылать, богатые евреи, видно, учуяли, что палёным завоняло, что коммунисты и до них могут добраться, заворошились, будто мураши перед дождем, стали все распродовать и куда-то кочевать. В комиссары, поди… О ту пору снова поехал Петр в Домну и купил железную кровать по дешевке. Калистрат укорил сына, жалеючи бедных евреев: «Они хошь и нехрясти, да горе у людей, а ты и воспользовался горем, по дяшевке кровать сторговал. Грех это, Петро…»

— Чего же ваши комиссары-раскулачники богатых жидов не тронули? Которые торговали тут, золото скупали…– бабушка Маланья колюче уставилась на Гошу. – Почему? Да потому что сами ваши комиссары – жид на жиде сидел и жидом погонял. А ворон ворону сроду глаз не выклюнет.

Гоша растерялся … об этом он раньше боялся думать, а потом и вовсе запамятовал… но тут же, сухо откашлившись, удивленно покачал головой:

— Да-а, бабка Маланья, рисковая ты старуха. Навроде, деда Анфиногена, – тот про жида и анчихриста красного орал и доорался. Первого «к стенке» и поставил Самуил Моисеевич… По ранешним-то временам тебя бы за одно слово «жид» упекли. Не посмотрели бы на твою старость. И статья такая была… Ты шибко-то язык не распускай. Много знай, да мало бай… А с другого бока взять, кому ты молишься, Меланья Архиповна? – коль старуха не стала больше при нечестивом Имя Божие поминать, то Гоша сам и ответил. – Жиду-у… Ведь Христос-то ваш из евре-ев, – и ехидно, дробненько захихикал, эдак снизу заглядывая в растерянное лицо старухи своими мелкими глазками, истаявшими в набухших смехом щеках. Ну, вылитый бес, и рожки, вроде, намаячились из смолёвой кудри…

Старуха горько пожалела, что втянулась в пустобайство, что треплет суесловно Слово Божие, будто пустосвятка прицерковная, и боялась: оморочит ее Гоша пучьими словесами, как тенётами, потому что верила по-детски и… оборони Бог!.. не пытала веру студенным умом и сомнением, бессознательно чуя: рухнет вера под напором лукавого мышления, как нежная запруда под натиском шалого половодья. Не ведала азы и буки, не читала Священного Писания, но, крещённая по рождению, полвека… потом комиссары церкву закрыли, а батюшку угнали в каторгу… молилась в церкви Спасу, Божией Матери, ангелам, архангелам, серафимам и святым угодничкам, исповедаясь и причащаясь, ревниво блюдя посты, постные дни, и на службах внимала батюшке не слухом лишь, а всей душой, воспаряющей горняя, – и скорбеющей о своих грехах, молящей спасения, и славящей Отца Небесного. Душой и разумением своим одолела Евангелие Христово… вот, разве что, и душой, и памятью не осилила Ветхого Завета, заблудилась в долгих еврейских родах. А потом, года за два до смерти, богоданный Калистрат, на старости лет совсем обезноживший… с ботажком едва по избе перебирался… после вечорошней молитвы вслух читал Евангелие и, в свое время четыре зимы отбегавший в церковно-приходскую школу, даже толковал Нагорную проповедь.

Но вот теперь, когда Гоша обозвал Спасителя чуть ли не «жидом», она разумением своим понимала, что у Бога нет нации, Он лишь воплотился в богоизбранном еврейском народе, христолюбивые сыны которого, внемля святым словесам пророков своих, ждали Мессию; но когда явился Христос и учил, многие из народа израилева, искушенные дьяволом с его золотым тельцом, не приняли Христа и ревели Пилату, чисто коммунисты на маевках: «Распни Его на кресте!..» Чуяла все это бабка Маланья, но не умела толковать словами, да и не шибко и хотела, а посему отговорилась так-сяк:

— Оно, конечно, еврей еврею рознь. Есть и добрые, которые не жиды… Одни Христа ждали, другие своих пророков побивали…

— О!.. – Гоша победно вознес кверху палец. – Как во всяком народе, и таких и сяких вдосталь… Дак вот, те, которые кулачили да ваших попов разгоняли, те за бедных горой и стояли. По царским тюрьмам да каторгам страдали, потом за русский народ от белой сволочи муки да погибель принимали… Чтоб мы счас жили, не тужили.


3


Старухе обрыдло Гошино блядословие, и чтоб осадить того, увести разговор в сторону, спросила: мол, Силу Анфиногеныча-то поминаешь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза