Читаем Не с той стороны земли полностью

Не с той стороны земли

Где-то в сороковых, те, кто вышел и выжил,замечают, что глохнет черемуха, от Камчатки и до Парижа,Пахнет по-прежнему, привычно боль унимает,все еще разговаривает – но больше не понимает.Потом наступает конец войны, государства, воды и светаи, естественно, постановлением второреченского райсоветата недлинная улица, яма, подобие шрама —получает имя этого Мандельштама.Белый цветочный огонь любых небес достигает…Может прочесть название – но это не помогает.

«Паровоз идет пополам с порошей…»

Паровоз идет пополам с порошей,над трубой отводное сиянье реет,абстракционист сидит и рисует лошадь,в четырех измерениях – как умеет,лошадь прижала уши, визжит сердито,говорит, что в этих координатах концов не сложит —и в какое болото опустит свои копыта,совершенно не знает, и автор не знает тоже,только помнит – нельзя добавить ни медь, ни хохот —тут же пойдут и ритм ледохода, и невский анапест поздний…те, кто войдет без стука, услышат цокот,странно подумать, что с ними случится после —где это после? полночь ведет комету линией краткой,красит волну в мандаринный цвет новогодний —Репин был прав: если однажды суметь нарисовать лошадку,далее получается что угодно.

«Как над Бабьим Гаем, над мангровой кожурой…»

Как над Бабьим Гаем, над мангровой кожурой,над прозрачным Армянском, над Перекопом туманным,по цветущему морю держат серые пеликаны —золотой кильватерный строй,говорили – только глина, песок, зола,объясняли – сухая порча на поколенья,но скопилось глобальное потепленье —и вода пришла,среди водорослей дрожит, луну обучая ждатьна урартском, на хеттском и на латыни,а кому теперь внимает эта пустыня,не вам, поручикам, рассуждать.

Прапорщик Евгений Шварц, кинотеатр «Сатурн», 1934

П. Б.

Слово ползет по границам сна,из праха в порох перетекая,а эта гражданская война,она не единственная такая.На экране мир по-загробному сер,пулемет молчит и смотрит героем.Поперек долины сомкнутым строем —комбинезоны ИВР.А сказочник на это глядитсорочьим взглядом, злым и нестарым,не убит под Екатеринодароми вообще нигде не убит.Слова текут, но тянут ко дну,гудят, горят подземные реки,пережить – и затосковать навеки —женщину, страну и войну.Он идет домой – варить волшебство —а в небе, кривом и неаккуратном,облака как титры плывут обратно,туда, где не кончилось ничего.