Не с той стороны земли

Ящерица гаттерия обитает в одной норе
с двумя птенцами буревестника, родители оба
           враги народа.
Она давно не впадала в спячку, в том времени,
           что на дворе,
у нее осталась одна отрада – литературные переводы.

Птенцы разевают желтые клювы, пасть буржуйки

               уже темна,
еда, дрова, прописка, жилплощадь,
   да и учиться им тоже надо.
Ну а вокруг, что неудивительно, опять чума и война,
а непосредственно в этом городе —
       чума, война и блокада.

Допотопная шаркающая походка впору улицам —

           такая стоит пора,
и опасность сверху можно узнать быстрей,
   чем подскажут и слух, и разум —
в небо, туда, где аэростаты, зенитки, прожектора,
ящерица гаттерия смотрит третьим, затылочным глазом.

Щурится, не моргая, на прерывистый свет,

расстояние до звезд все длинней, дорога странна,
       темна и пустынна.
Гаттерия сегодня не вымрет – в столовой дали
       двойной обед,
вполне приличное первое и кашу из казеина.

Унесла домой и кормит птенцов, все записывает

       тщательно и всерьез,
цены на хлеб, живых и мертвых, колебания
       мирового эфира,
и только никак не может вспомнить —
       такой ли стоял по ночам мороз,
в те дни, когда кузены гаттерии правили этим миром.

«Фотография попадает в другое письмо…»

Фотография попадает в другое письмо,
и застревает согнутым уголком.
дальше тяготение пойдет работать само,
совмещая шрифты и краски, заращивая пролом…

И теперь, где ветер, и август, и фосфорический рай,

абрикосы, погоня за срывающейся простыней,
по рыбам, по звездам на батарею идет трамвай,
обшит корабельной листовой броней.

«Сначала волость превращается в полость…»

Сначала волость превращается в полость,
          потом зарастает, потом цветет,
летает шмель, басовит и холост,
       гуляет гусеница,
               паук ведет годовой отчет,
над красной Остией весна, а возможно осень,
по этому климату не узнаешь – где мед, где яд,
воздушным пропадом туда передачи носит,
       где море не высохло и стены еще стоят.
Сначала пески изменяют русло,
потом история входит между шестым и седьмым ребром,
хороший дом не умеет рушиться сам,
и даже когда разберут до костей,
       будет торчать,
           шевелить земляным бугром,
возражать барочным торжественным небесам,
по красной Остии – угадай стыки кварталов,
привычную сетку: трубы, транспорт, жилье,
мы здесь кирпич и асфальт, и запах металла,
       она глядит на нас, как мы на нее.
Трудами города Афина опять крылата,
в карманах гавани – возвращенные корабли,
и нужно не знать, на что наткнется лопата
       на следующем движении вглубь земли.

«Казалось бы, безграничен, устойчив, неопалим…»