Не с той стороны земли

Когда старый приятель вломился к Лазарю
и вытащил обратно на свет,
это не критика чистого разума,
не сбой в движенье планет,
не предвестье последующих ламентаций
и оваций на тысячи лет –
просто он пришел повидаться,
а хозяина дома нет.

И это достаточный повод для чуда,

для скандала, для рваного полотна —
сиротливая глиняная посуда,
избыток невыпитого вина.
Порядок вещей гуляет снаружи
от Иерусалима до самой луны,
а в доме Марфа готовит ужин,
потому что все голодны.

А то, что потом говорили мистики

о предтечах, символах и словах —
предмет изучения медиевистики,
разруха, царящая в головах.
Не имеют цели и назначенья
облака, сирень, перестук минут —
и те, кто привычно подвержен тленью,
иногда встают и идут.

На полях

I

Такая строка, не замерзают чернила,
такая политика, что рифмовать с чумой,
такая любовь движет эти светила,
что можно дойти в рай, но нельзя – домой.

Кроме любви дело идет к ночи,

каменный мост прижался брюхом к реке.
И то, куда не дойти, меж орбит стрекочет
на подворотном безудержном говорке.

II «Земную жизнь пройдя…»

Мимо снежной корки, мимо плоти болотной,
вдоль неровного края рва
возвращается жалость к траве и животным,
восстанавливаются слова.

Сочинить предложенье, в него проснуться —

в балке у сухой реки,
и понять: во Флоренцию можно вернуться,
дожив до конца строки.

III

Что он пишет, что он звенит на одной струне,
что он строит – со всеми законами не в ладу,
безнадежный фраер в политике и войне,
безупречный стилист в аду.

И зачем ему этот лес во второй строке,

этот лист полосатый, узнанный наперед?
Никогда, сообщает птица на вражеском языке,
никогда никто нигде не умрет.

«Ящерица гаттерия обитает в одной норе…»