Не садись в машину, где двое (рассказы, 2011)

Так что Владимир, наученный опытом своих теперешних собратий (как не надо жить), извернулся, сбегал домой к маме, получил паспорт и какой-то аттестат вечерней школки (мама всюду имела подруг, сама даже работала учительницей) и, грянувшись об пол, оборотился студентом художественно-какого-то училища, вечным студентом (он, имея хорошие руки, мастерски подделывал в студенческом билете даты и штампы).

Это произошло потому, что мать, уставшая лежать по больницам в тоске по исчезнувшему сыну, наконец нашла свой путь, т.е. получила в руки адрес Владимира до востребования, раз уж он однажды ночью, доведенный до видимого отчаяния, написал ей письмо с прямыми указаниями, что для него надо сделать, иначе конец.

Вот тут мать захлопотала, тихо и тайно, все подчистила, подлизала, вложила документы куда надо, и сыночек сел на учебную скамью сдавать выпускные экзамены, причем почти в срок, в восемнадцать без малого лет, после трехлетних скитаний.

Он был малый очень сообразительный, и того небольшого багажа, который он получил за месяц подготовки к экзаменами, ему как раз хватило, чтобы все сдать и затем даже поступить в Москве в какое-то художественно-промышленное училище, куда принимали после десятого класса.

Однако на данный момент Владимир уже числился художником, он в основном рисовал «лунки» и продавал их на Арбате.

«Лунками» назывались пейзажи с луной.

Владимир поднаторел в живописи за несколько лет пребывания в Москве, поживши у одного Сашки-художника, который давал холст и краски и образцы того, что покупается на Арбате.

Способный Владимир быстро настрополился. Речь ведь тут не шла о насилии над личностью, о том что называется «обучение искусствам».

Но можно ли личность обучить быть художником? Вопрос спорный, скорее, это ошибочная мечта неудачников-родителей, романтически настроенных и желающих руками детей разгрести горы своих несбывшихся мечтаний, найти для них потерянный старшими так называемый «свой» путь в искусстве.

Владимир ненавидел материнские мечты (о, музыка, о, живопись!), но ремесло его не отвратило, Сашка все растолковал, и Владимир сносно ляпал по холсту, водил кистью и пальцами, изображая что нужно, то есть то, что продается, а выпивка и травка не переводились в странной Сашкиной берложке, где тараканы ползали по спящим на полу, где никто не мыл посуду и не мел веником, никто не стирал, как в пещере, только добывали пищу и зелье и старались попадать точно в унитаз.

Приход и расход, в горло, по пищеводу и вниз — всё. И какие-то телодвижения для добычи необходимого, размалевывать холсты, как в случае Сашки.

Владимир, однако, уже вставши на этот путь, отличался от многих его квартирных сожителей и рабов, он любил все-таки чистоту, брился регулярно, что-то тихо себе подстирывал, и особой популярностью стал пользоваться, когда сшил себе хорошие брюки (старые расползлись),— он долго колдовал, мерил свои распорки, то есть штаны, распоротые по швам, стоя в одних трусишках, а ткань у него тоже нашлась, какая-то парусина, технический брезент зеленого цвета, в оригинале там был чехол с автомобиля, снятый Владимиром в чьем-то дворе при помощи ножика. Сашка же вспомнил, что у его мамаши хранится старый большой «Зингер».

Короче, Владимир тут же заинтересовался швейной машинкой Сашкиной матери, съездил к ней, починил этот раритет. Сашкина мать показала как строчить, все растолковала, тронутая вежливой внешностью, румянцем и полной беззащитностью Владимира, маленького мальчика (все матери быстро просекают таких беззащитных детей и передают их друг другу из рук в руки, они-то бы и не передавали, хранили у себя, но сокровище уплывает).

Владимир получил машинку (на время, а вышло, что навеки, хиппи не отдают и ничего не требуют назад), далее он сострочил, построил брюки, все понял, даже появился в своем училище, где у него сидела в учебной части сочувствующая девушка, покрывавшая его учебные грехи.

То был единственный раз в жизни, когда Владимир пытался постелить соломки, как-то обеспечить себя на будущее (ремесло, вообще-то, означает кусок хлеба!), и он целенаправленно походил на какой-то курс, то ли конструирования, то ли технологии чего-то, ненадолго загорелся стать модельером.

Но его жизнь у Сашки предполагала, помимо ночевок и сдачи холстов, общее сосуществование, коллективное питье, курево и колеса, т.е. наркотики в их пока еще не самом сильном варианте.

И уже там технология существования была такова, что ночью народ гудел, до полудня спал. А учеба-то протекает по утрам, что характерно.

Вот этот ночной образ жизни и то, что называют ленью (на самом деле на это есть свой точный медицинский термин), не пустили новичка развиваться в швейном искусстве дальше, хотя машинку он берег и прятал ее у одной знакомой после поползновений Сашки обменять механизм на бутылку (машинка-то моя материна, где она у тебя?).

Знакомая, как раз та самая Лора, нашла Владимира на каком-то детском дне рождения — хиппи имели детей, и уж эти святые праздники собирали всех.