Не садись в машину, где двое (рассказы, 2011)

Там их ждал дом, там их согласились взять обратно на работу, хотя и на новых условиях. Там их вроде бы помнили зрители. Там шла жизнь. Они нуждались в чисто административной поддержке. Въездные евро-визы в отечественных паспортах уже кончились, их надо было продлять задним числом, потому что беженцы возвращались как русские.

— А Аня тоже уедет?

— Нет, Аня,— обиженно сказал отец,— вполне справляется здесь одна.

М. приехал, все выяснил.

С Аней он не виделся.

Родители выехали по старым русским паспортам. Деньги могут почти всё.

Далее — он вызвал из России Олю.

Оле, он договорился, дали ту же работу в инвалидном доме.

В феврале наступала ранняя местная весна, все цвело.

По сведениям, собранным для М. тамошним журналистом, местные осаждали Аню, караулили ее у калитки, у ворот лечебницы. Когда она шла по улице, ей свистели. С Олей его девочке было бы легче.

С Олей и ему повезло — когда он предложил дурдому построить у них бассейн, Оля попросила Аню быть переводчицей.

Он мог легализироваться.

К осени М. уже жил в городке и приходил к Ане в гости запросто. Она даже стала просить за своих больных — одна девочка жила в психушке совершенно напрасно, сироту сунули туда родственники, когда у нее началась депрессия по поводу гибели родителей в автокатастрофе, и затем они переехали из села и поселились в ее хорошем городском доме. Они положили девушку в дурдом к своему родственнику, врачу-амбалу, чтобы он колол эту Золушку тем, что сам и прописывал, и только Аня поняла всю игру, когда дядя уехал в отпуск, поручив ей свое, уже налаженное, но щекотливое дело за небольшую мзду. Умная Аня сразу согласилась (хотя до того избегала любого контакта с приставучей горой мяса), она приняла ампулы на хранение и ни разу их не использовала. Дядя вовлекал ее в уголовное дело, готовил себе сообщницу!

Через две недели Золушка, когда ее навестила тетка, стала кричать на нее при всех вполне осмысленно и угрожать, что подаст в Гаагский суд по правам человека (Аня провела с ней работу, и письмо уже было отправлено).

Девушку выписали на волю, с ней были посланы могучие волонтеры, которые проследили за выселением сельской кодлы из дома Золушки. Сельчане держали в подвале барана на веревке, там уже лежал огромный тесак (в предвкушении, видимо, шашлыка), а на балконе они развели кроликов в трех клетках!

Общую победу праздновали вместе на Золушкиной все еще пахучей огромной террасе, выходящей к морю. Оля скоро уезжала. Отмечали и ее отъезд. И то, что врача-амбала заочно уволили и передавали дело в суд. Деньги могут многое.

Но не всё.

М. упал на этом балконе в обморок. Дела его были, как оказалось, плохи. Золушка, Оля и Аня проводили носилки до «скорой», но с больным могла ехать только одна из сопровождающих. Поехала Аня, спешно и без извинений отодвинув Олю.

Аня сидела с ним в больнице в его изолированном боксе, спала рядом с его койкой на надувном матрасе. Кормила его, обмывала, переодевала. Уходила несколько раз только за вещами. Встреченный в коридоре персонал жался к стенкам.

Когда однажды Аня перестилала постель, то нашла у изножья холодный маленький комок с твердым кончиком. Это оказался мизинец.

М. запустил свою болезнь.

Времени на себя у него не хватало.

Он был болен проказой.

Врачи, как только поставили диагноз, стремились выписать опасного пациента (лепру хорошо знали здесь, горный, находящийся в чащах лепрозорий дожил до последнего умершего, и приют изгоев ликвидировали только в пятидесятых годах XX века). Больного М. собирались отправить в румынскую лечебницу на удаленном острове, но Аня заплатила больничному начальству не считая, как и медсестрам. Временно все притихло.

Пригодилась ее кредитная карточка.

Но даже няньки и сестры отказывались входить в бокс.

В двери палаты было прорублено окошечко, куда ставили еду в одноразовой посуде.

Посуду Аня мыла и складывала в углу санузла, ее не принимали обратно.

Постельное белье она стирала сама в раковине.

Но в наше просвещенное время и проказа лечится, новейшие антибиотики сделали свое дело.

Единственно что — за три месяца пребывания в стенах больницы, в изолированном боксе, под искусственным светом энергосберегающих ламп, М. преобразился.

Его лоб навис над лицом, переносица ввалилась, нос уменьшился и глядел на мир крошечными дырочками.

Львиная смуглая голова теперь сидела на этой когда-то сильной шее, на молодом торсе, львиная морда, как у того бича на химической свалке.

Они вернулись в Анин дом.

Вилла как-то обнищала, как нищают все брошенные дома, Ане пришлось все мыть, размораживать холодильник, убирать, стирать пыль. Она ведь покинула дом в спешке, на плите осталась даже кастрюлька с окаменелыми спагетти.

М. сидел на верхнем балконе, наслаждаясь свободой, как выпущенный узник. Он почти плакал от счастья.

И им с Аней, как обыкновенным людям, предстояло путешествие.

В Интернете ведь тем временем текла своя жизнь, и близкие к мастеру люди как раз разослали всем ученикам просьбу поучаствовать в аренде очередного замка на острове Сааремаа. Называлась сумма, которую надо было собрать. Семинар предстоял долгий, на три недели.