Не садись в машину, где двое (рассказы, 2011)

М. тут же оплатил всё.

Им отвели покои на втором этаже, в теперешнем номере люксе (три комнаты и гардеробная).

Там, в древней цитадели, после советских времен сделали высококачественный ремонт, все стало как в лучших отелях, ресторан и бар располагался внизу, вместо винных погребов устроили хорошо оборудованный конференц-зал.

В замке, однако, сохранилось все — рвы вокруг стен, наполненные стоячей водой, мост у главных врат, факелы в концах нескончаемых коридоров с закопченными кирпичными стенами и, наконец, главная достопримечательность, львиная яма в центре крепости.

Это был широченный колодец от чердака до подвала, и с каждого этажа в провал выходили балкончики.

Внизу, по стенам львиной ямы, освещая песчаное дно пропасти, вечно горели факелы.

Там в старые времена бегал голодный лев, которому, по давно заведенному обычаю, каждую ночь сбрасывали живую жертву.

Обитатели замка присутствовали на этих казнях.

Нынешним утонченным жильцам этого тоже явно не хватало. Они часто вылезали на балкончики перед сном и, до предела склонившись, заглядывали вниз. Чуть не падали. Воображение работало.

Семинар проходил как обычно, блистательно, все были счастливы, мастер был в ударе, это был настоящий праздник.

Никто не обратил внимания на новое лицо М., да его, вероятно, и не слишком помнили, он появлялся нерегулярно.

Лекции, обсуждения, обеды и ужины за общим столом с мастером на сей раз не принесли М. желанного ощущения полета и утоления жажды.

Мастер, дело в чем, очень быстро и по уши влюбился в Аню. Она не носила здесь своих платочков, они с М. ведь отмечали его освобождение, и роскошные темные кудри и узел волос над шеей осеняли ее облик как венец, как брачный убор. За стол садилась как бы неизвестно чья невеста. Оставалось просто ее вовремя увести.

Сопровождающий муж-не-муж, какой-то жалкий, нездоровый, курносый, желтоватый и малоподвижный, что он мог предложить, кроме своих капиталов?

Да и кризис прогремел за это время, все многое потеряли, а некоторые потеряли всё.

Оплатили аренду замка, кстати, до кризиса.

Может быть, привольная жизнь в люксе была последней роскошью для М., кто знает?

И даже если бы М. уже стал мужем этой прекрасной девушки, мало ли насчитывалось случаев, когда мастер уводил чужих жен?

Вокруг Ани мгновенно возник культ Прекрасной Дамы, около нее вились хороводы ученичков, даже мужской персонал отеля проявлял признаки безумия, а официанты, подавая ей блюда, старались как-то ее коснуться, и невидимки приносили ей в номер корзины фруктов и букеты, иногда, правда, покупные, из чужедальних тропических цветов и с визитными карточками.

Ее молчание и вечно потупленные взоры сводили с ума вздрюченных мужиков, а мастер на лекциях вообще сходил со сцены, перетаптывался рядом с тем местом, где она сидела, гарцевал, распуская хвост, производил блестящие выкладки, выдвигал далеко идущие гипотезы и старался задать Ане провокационный вопрос.

— Ну-с, и нам тут ответит прекрасный человечек Даша…

Аня, не поднимая глаз, пожимала плечами.

А уж вечерние застольные беседы превращались буквально в его словесный фейерверк, в незатыкаемый фонтан красноречия, обращенного в ту же сторону, в сторону склоненной головы Дамы.

Иногда мастер, вставши со своего места, подходил к Ане и, по своей легковесной манере быть вечно свободным и молодым, буквально водружался задом на стол, прямо у ее обеденного прибора, рядом с ее плечом — М. в это время оказывался по другую сторону подвижного тела мастера, слегка сдвинутый его полновесным торсом.

Миллионер не возражал, он молча наблюдал за процессом, ведь все зависело от Ани.

Девки, он знал, буквально вешались на красавца профессора, он водил их за собой стаями, из города в город, у него имелось уже пять законных детей и около сорока прижитых наспех — в возрасте от года до тридцати пяти.

И, как чувствовал М., профессор был готов уже залить в прекрасную деву Аню очередную порцию своей плодоносной спермы, ни в чем себе не отказывая и ничем не ограничивая финального акта.

Тут и произошло неожиданное — ночью Аня пришла из своей спальни к М.

Она целовала его страшное лицо, плакала, говорила, что ничего не может, что запах мужчин вызывает у нее рвоту, но под конец (М. молчал) все произошло само собой, очень просто.

За обедом мастер сказал витиевато:

— Дашенька, ангел великолепный, мой хор девственниц, я болен вами, что такое, вы просто вся сияете! Что случилось?

— Что?— легко ответила Аня.— Я заболела проказой. Пришли анализы. Мы с мужем больны. Вот. Смотрите! У него ведь львиная маска!

И все молниеносно завершилось — мэтр поперхнулся, схватил мобильник, отскочил, отвечая на непоступивший звонок, люди растворились, легко, деловито встали и разошлись подальше от нашей парочки.

Никто ничего им не говорил, но М. с Аней не вышли на лекцию и к обеду, а в львиной яме ночью сгорела фарфоровая посуда, с которой ели отверженные, и простыни, снятые с их постелей.

Постояльцы громоздились на верхних балкончиках, с почти религиозным рвением наблюдая это частичное и, может быть, опасное аутодафе.