В этот момент из другой двери появляется доктор Ариф:
— Как вы?
Сиенна что-то отвечает, я же поворачиваюсь к нему только после того, как Ула скрывается в лифте.
— Сейчас я проведу несколько тестов, — говорит, обращаясь ко мне, доктор. — Вы можете присутствовать, но детям лучше подождать в холле для посетителей.
Белла выглядит встревоженной. На экране планшета дети из Бюллербю танцуют вокруг майского дерева[17]
.— Что это за тесты? — спрашиваю я.
Доктор Ариф смотрит на Беллу и тихо отвечает:
— Я проведу обследование различных реакций организма, в частности с применением болевых раздражителей. К сожалению, мы пока не наблюдаем никаких признаков того, что Бьянка в ближайшее время выйдет из комы.
36. Фабиан
Может, мне просто не везет. По идее, среди учителей должно быть не больше идиотов, чем в любом другом месте. Но мне уже давно не хватает пальцев на руках и ногах, чтобы пересчитать всех тех придурков, что попадались у меня на пути.
Единственным, кто мне действительно нравился, был Хельмер, мой коррекционный педагог в младших классах.
В классе К1, который все называли «коррекционкой», я справлялся с заданиями раньше всех, и в награду в оставшееся время мы с Хельмером играли в карты — в «дурака» и в «восьмерки». Мы оба понимали, что никакой коррекционный педагог мне не нужен. Просто наша классная хотела избавиться от меня.
Потом Хельмер уволился, вышел на пенсию. У меня появились новые учителя и воспитательницы. Целая армия дебилов. Теперь я в восьмом. Всего полтора года до свободы. Многие учителя уже сейчас долдонят про гимназию, как важно получать хорошие оценки, правильно выбрать специализацию и все прочее бла-бла. Мне на гимназию плевать.
Лучше всего то, что чем ты старше, тем легче косить. Можно подделать эсэмэски о визите к зубному, сослаться на головную боль и чувство тревоги или сказать, что нужно срочно поговорить с куратором. Некоторые учителя вообще не отмечают присутствующих. Иногда я ухожу в библиотеку и там играю на компьютере или смотрю «Ютьюб», пока Фрида-аскарида несет свою хрень про устойчивое развитие и глобальное потепление. Шведский ведет наш классный руководитель Кеннет, толстый и лысый. Думаю, он хотел стать писателем. А теперь исправляет сочинения по примитивным книжкам, которые девяносто процентов его учеников все равно одолеть не могут.
Рон по музыке, длинноволосый чувак из каменного века, слепой и глухой. Математик Мамаша Матс, у которого три сына-школьника, а жена свалила на Тенерифе. Говорят, по выходным он подхалтуривает в Мальмё трансвеститом.
Ну и Микки, конечно. До истории с Анди он всем нравился. Теперь только и говорят, что Микки — темная лошадка. А мне иногда даже хочется, чтобы его уволили, потому что лучше бы он был просто сосед, а не учитель.
Но хуже всего Монструоза. На самом деле ее зовут Май-Роуз, так раньше коров называли, и она преподает английский. Носит одежду исключительно розового цвета. И не выносит, когда ученики произносят слова с американским акцентом.
— That’s not the right pronunciation[18]
.Она же просто напрашивалась на персональный мем. И я скидываю его в чат класса, он быстро становится почти вирусным и, понятное дело, доходит до директора.
— Это правда? — спрашивает мама. — Это действительно сделал ты?
Она, конечно, сердится, но в глубине души впечатлена, хоть и не подает виду.
— Это просто шутка, — говорю я, когда она увеличивает картинку на экране.
Я сделал гифку: вырезал Маму Му[19]
и покрасил ее в розовый. Вклеил на морду Май-Роуз, она же Монструоза. That’s not the right pronunciation. А круче всего у меня получилось исказить голос так, что слово «pronunciation» действительно звучало неправильно.— Мама, она диктатор. Ее вся школа ненавидит.
— Не важно, что она делает или какая она, Фабиан. Это вообще не оправдание. Ни у кого нет права быть злым.
В итоге три недели без компа, вайфая и мобильника.
— Может, я лучше в ванной посижу?
Нет.
Но уже в конце первой недели комп возвращается.
Ненавижу разочаровывать маму, но в этот раз оно того стоит. Мне кричат «Круто!» и хлопают по спине. Несколько человек из девятых называют меня «бро» и говорят, что круче мема, чем мой, не видели. А мисс Роза за всю неделю ни разу не жалуется ни на чье произношение в нашем классе.
Но через пару недель очередная засада. Маму снова вызывают в школу.
— Я не могу туда больше ходить, Фабиан. У меня нет сил!
Я чувствую себя предателем.
Мама всегда за меня. Много лет. На всех встречах. Со всеми этими учителями и кураторами, которых ей приходится выслушивать и переубеждать. Она мой солдат. Если Фабиан хочет так, значит так и будет.
Школа — это хрень. Тюрьма долбаная. Все, что тебе нужно знать, есть в Сети.
«Будь собой — все остальные места заняты» — написано на стене в нашем классе.
Если все думают одинаково, не думает никто.
Все, что угодно, давно можно найти самому.
Что я здесь делаю? Я буду работать в автосервисе. Зачем мне учиться играть на барабанах бонго, писать тезисы для дебатов и вычислять диагональ куба?