Читаем Не сбавляй оборотов. Не гаси огней полностью

— Вряд ли мне удастся сменить цвет своей души, — процедил я.

— А знаешь, почему Бог дал черным парням так много души? — осведомился Дважды-Растворенный неожиданно игривым тоном.

Я был совсем не в настроении шутить.

— Нет. И почему же?

— Чтобы вознаградить нас за то, что он сотворил с нашими волосами, — от его ослепительной улыбки в сочетании с ярко-розовой шляпой мои воспаленные глаза чуть не заслезились. — Конечно, — продолжал Дважды-Растворенный, — дело тут не в цвете души, а в культурном багаже, который здорово помогает различать повеления Духа.

Я чувствовал, как в голове снова просыпаются голоса — такие громкие, что хотелось кричать. Пришлось сделать глубокий вдох…

— Ты все еще не объяснил мне, почему это я тупой.

— Джордж, — мягко промолвил Дважды-Растворенный, — ты тупой, потому что слишком упертый и хочешь, чтобы все было по-твоему. Ты тупой, потому что не отличаешь человека от его музыки. Ты тупой, потому что так уверен в собственной правоте и так высоко вознесся, что забываешь прикрыть собственную задницу. Тупость бывает разная: бывает тупость придурков, а у тебя — опасная тупость, когда человек настолько тащится от самого себя, что теряет хватку. Скажи, этот твой Боппер похоронен в Хьюстоне?

Этот вопрос, неожиданно завершивший тираду о моем идиотизме, застал меня врасплох.

— Хм, ну вообще-то я пока не уверен, где именно, — промямлил я и добавил: — Скорее всего, в Сабина-Пасс, это его родина, или, может, в Бомонте.

— Но наверняка ты не знаешь. — Это уже был не вопрос, а утверждение.

— Зато я быстро приближаюсь к цели.

— Не знать, куда едешь — попробуй только сказать мне, что это не тупость! Ленивый болван. Думаешь, раз ты двинулся в путь, Господь сам сделает за тебя всю остальную работу?

— Нет, — помотал головой я. — Я и сам ругал себя придурком — как раз перед тем, как увидел тебя на дороге в этой пламенеющей розовой шляпе.

— И был прав. Нельзя же ездить вслепую, а вдруг окажется, что Боппер упокоился совсем и не здесь, а где-нибудь в Сан-Хосе? Зато те два кекса, которых ты обставил, наверняка в курсе, куда посылать цветы и венки. Такие типы обычно не пускают дел на самотек, иначе приходится дорого расплачиваться.

— Это ясно, старик, ясно как божий день. Но все, что ты мне твердишь, я и так уже знаю — а значит, для дебила вроде меня в том нет никакой пользы. Лучше подскажи мне, как поступить умнее. Я весь внимание.

Дважды-Растворенный поерзал на сиденье, а потом с заговорщицким видом подвинулся ко мне.

— Я бы на твоем месте и близко не совался к могиле Боппера. Здорово, когда судьба подбрасывает меня высоко, да и риск я тоже люблю, но когда слышу эти два слова в сочетании, «высокий риск», я притормаживаю, чтобы поразмыслить. И знаешь, что я в этот момент ищу? Обходные пути.

— По-моему, не самое достойное поведение, — сказал я. Реплика прозвучала жалко, но так всегда бывает, когда пытаешься замести под ковер собственные промашки.

— Джордж, — с грустью промолвил Дважды-Растворенный, — даже слепому видно, что у могилы тебя будут поджидать какие-нибудь бандиты, только и мечтающие подать своим нанимателям твою задницу на блюде и обеспечить твоему маленькому приключению ужасный конец. Продолжай в том же духе, и вскоре присоединишься к Бопперу, а на твоем могильном камне будет начертано: «Чувак сам напросился».

На меня снова нахлынуло раздражение.

— А сам-то ты чего ищешь в этой жизни? — ехидно поинтересовался я.

— Эй, мэн, нечего направлять свет софитов на меня, если я прячусь в тени. Ты сбиваешь меня с ритма! — возмутился Дважды-Растворенный.

— Даже слепому видно, что это ты путаешь человеческое общение и музыку, не я.

— Ты отлично понимаешь, о чем я, Джордж. Ты же вкапываешь, что я не хочу давить на тебя и не люблю поминать мертвых дурным словом (особенно если они пока чертовски живы!), но… не верю я, что Боппер — твой герой. Сейчас объясню почему. Во-первых, как я уже говорил: если они собираются чпокнуть тебя, то лучшего места, чем его могила, не придумаешь. Во-вторых, я вообще не уверен, что Боппер заслуживает такой жертвы. Знаю, звучит бессердечно, но сам посуди: ну да, была у него пара зажигательных и веселых песенок, но ведь никакой глубины! Вот, сейчас найду пластинку, и ты убедишься…

— Не надо, — прервал его я. — Я его уже сто раз слышал. И твои доводы выслушал. Только я перегоняю машину вовсе не в знак признания музыкальных талантов Боппера и не из любви к его хитам. Я должен доставить подарок, потому что он был ему предназначен, от Харриет Бопперу, от одной души — другой, как обычно и бывает с любовью.

— Пора бы уже понять, что это все враки, — не отступал Дважды-Растворенный. — Та старая дева его и в глаза не видела. Так и представляю: какой-нибудь тип подкрался к ней в темноте и оттрахал по-собачьи, на четвереньках, а она вообразила, что это Большой Болт Боппера.

— Ее тронула музыка! Для меня этого вполне достаточно.

— Аллилуйя, брат! Я услышал тебя. Но попробуй-ка спросить себя, откуда взялась эта музыка.

— На пластинке написано, что ее исполняет Боппер, и сочинил ее тоже он, так что, полагаю, это его музыка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Live Book

Преимущество Гриффита
Преимущество Гриффита

Родословная героя корнями уходит в мир шаманских преданий Южной Америки и Китая, при этом внимательный читатель без труда обнаружит фамильное сходство Гриффита с Лукасом Кортасара, Крабом Шевийяра или Паломаром Кальвино. Интонация вызывает в памяти искрометные диалоги Беккета или язык безумных даосов и чань-буддистов. Само по себе обращение к жанру короткой плотной прозы, которую, если бы не мощный поэтический заряд, можно было бы назвать собранием анекдотов, указывает на знакомство автора с традицией европейского минимализма, представленной сегодня в России переводами Франсиса Понжа, Жан-Мари Сиданера и Жан-Филлипа Туссена.Перевернув страницу, читатель поворачивает заново стеклышко калейдоскопа: миры этой книги неповторимы и бесконечно разнообразны. Они могут быть мрачными, порой — болезненно странными. Одно остается неизменным: в каждом из них присутствует некий ностальгический образ, призрачное дуновение или солнечный зайчик, нечто такое, что делает эту книгу счастливым, хоть и рискованным, приключением.

Дмитрий Дейч

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Не сбавляй оборотов. Не гаси огней
Не сбавляй оборотов. Не гаси огней

В своем втором по счету романе автор прославленной «Какши» воскрешает битниковские легенды 60-х. Вслед за таинственным и очаровательным Джорджем Гастином мы несемся через всю Америку на ворованном «кадиллаке»-59, предназначенном для символического жертвоприношения на могиле Биг Боппера, звезды рок-н-ролла. Наркотики, секс, а также сумасшедшие откровения и прозрения жизни на шосcе прилагаются. Воображение Доджа, пронзительность в деталях и уникальный стиль, густо замешенные на «старом добром» рок-н-ролле, втягивают читателя с потрохами в абсурдный, полный прекрасного безумия сюжет.Джим Додж написал немного, но в книгах его, и особенно в «Не сбавляй оборотов» — та свобода и та бунтарская романтика середины XX века, которые читателей манить будут вечно, как, наверное, влекут их к себе все литературные вселенные, в которых мы рано или поздно поселяемся.Макс Немцов, переводчик, редактор, координатор литературного портала «Лавка языков»

Джим Додж

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза