Через несколько минут мы добрались до шлюза, и я уже приготовился к очередному бесконечному обмену неразборчивыми репликами, но в этот раз смотритель даже из сторожки не вышел.
– Ничего, – не сдавался Теренс. – В Ньюнхем-Кортни кто-нибудь найдется.
Я побоялся спрашивать, что такое Ньюнхем-Кортни, а тропа бечевника на следующем изгибе реки терялась в ивах. Однако когда мы догнали Теренса за поворотом, он стоял у крытого соломой домика, задумчиво разглядывая маленькую девочку в палисаднике. Она раскачивалась на качелях в полосатом бело-голубом платье с передником, и нижние юбки раздувал ветер. На руках она держала белую кошку.
– Кисуля, – ворковала девочка, – тебе ведь нравится качаться? Взлетать прямо под облака?
Кошка не отвечала. Она крепко спала.
В сороковые годы двадцатого века кошки еще водились, так что насмотреться на них я успел, но бодрствующий экземпляр, если не считать того комка сажи в соборе, мне пока не попадался. У Верити кошка якобы заснула во время переброски, однако сдается мне, это их обычное состояние. Помнится, одна такая черепаховая всю ярмарку в церкви Рождества Богородицы пролежала, свернувшись клубком на вязаном покрывале у прилавка с рукоделием.
– Что скажете? – показывая на девочку, спросил Теренс.
Я кивнул.
– Она могла видеть лодку. И уж наверняка слух у нее получше, чем у смотрителя.
– Да нет же, не девочка. Кошка.
– Мне казалось, у мисс Меринг пропала черная.
– Верно. С белыми носочками и белой мордочкой. Но если в нужных местах подкрасить ваксой…
– Ни в коем случае! – воспротивился я. – Она души не чает в своей любимице.
– Именно. Поэтому будет чрезвычайно признательна тому, кто ее найдет. Как считаете, если сажей, аккуратно…
– Нет. – Я решительно шагнул к качелям. – Ты не видела здесь лодку?
– Да, сэр, – вежливо ответила девочка.
– Отлично! – обрадовался Теренс. – И кто в ней плыл?
– В ком?
– В лодке!
– Которой? – поглаживая кошку, уточнила девочка. – Тут лодки плывут день-деньской. Это, знаете ли, Темза.
– Большая зеленая лодка, изрядно нагруженная, – добавил подробностей Теренс. – Видела такую?
– Он у вас кусается? – спросила девочка.
– Кто? Мистер Генри? – не понял Теренс.
– Сирил, – догадался я. – Нет, не кусается. Видела ты такую лодку? С большой кучей багажа?
– Да. – Девочка слезла с качелей и закинула кошку на плечо. Кошка не просыпалась. – Туда уплыла. – Она махнула рукой по течению.
– Это мы знаем. А кто был в лодке, видела?
– Да. – Девочка похлопала кошку по спине, словно младенца, который должен отрыгнуть. – Бедная кисуля, тебя напугала большая злая собака?
Кошка и в ус не дула.
– Так кто был в лодке? – допытывался я.
Девочка принялась баюкать кошку.
– Преподобный.
– Преподобный? То есть священник? Церковный служитель?
Может быть, староста прибил на берегу табличку «Не причаливать» и увез лодку на штрафстоянку?
– Да. В черной мантии.
– Профессор Преддик, – заключил я.
– У него были седые волосы? – спросил Теренс. – И бакенбарды?
Девочка кивнула, обхватила кошку поперек ребер и прижала к себе спиной, словно куклу.
– Нехорошая собачка, нельзя пугать маленьких!
Кошка так и не проснулась.
– Пойдемте! – позвал Теренс, уже удаляясь. – Могли бы сами догадаться, что лодку забрал профессор, – посетовал он, когда мы со злой собакой его нагнали. – Вряд ли он далеко уплыл. – Теренс показал на плавный изгиб реки между расстилающимися полями. – Один в один Марафонская долина.
То ли профессор не счел сходство таким уж разительным, то ли он все-таки греб быстрее предполагаемого, но ни его, ни лодки в обозримом пространстве не наблюдалось.
Теренса это не смутило.
– Скоро мы его настигнем.
– А если нет?
– Непременно настигнем. В пяти милях отсюда шлюз. Там он точно задержится.
– В пяти милях? – умирающим голосом переспросил я.
– Мы его обязательно догоним! Судьба не допустит иного. Как у Антония и Клеопатры.
Еще одна парочка, у которой все сложилось не лучшим образом.
– Неужели Антоний отступил бы из-за такой малости, как потерянная лодка? Хотя в его случае это, наверное, была бы либурна.
Мы спешили вдоль берега. Викторианское солнце нещадно палило; Теренс, не сбавляя хода, сравнивал Тосси с ангелами, феями, духами и Клеопатрой (очень, очень трагический конец); Сирил все больше напоминал участника Батаанского марша смерти[17], а я мечтал о кровати и высчитывал, сколько я уже не сплю.
Я здесь с десяти утра, сейчас карманные часы показывают почти IV, итого шесть часов тут, а до этого три часа подготовки в лаборатории, час у мистера Дануорти, полчаса на стадионе, столько же в лечебнице, что в сумме дает нам одиннадцать, и это не считая двух часов поисков епископского пенька, часа розысков собора, а также пяти часов на благотворительном Осеннем базаре со сбором металлолома. Девятнадцать.
Когда я перебросился на благотворительную барахолку, утром или днем? Днем, точно, потому что леди Шрапнелл перехватила меня и подсунула это изумительное задание как раз по дороге на обед.
Нет, это было накануне. Или два дня назад. Сколько я бродил по ярмаркам? Годы и годы. Я годами без сна.