– Бейна ваша матушка не отпустит, он ей нужен, чтобы ставить чайный шатер, – возразила Верити. – А с вами отправится мистер Генри. Бейн, – велела она вошедшему дворецкому, – принесите мистеру Генри корзину, чтобы складывать вещи для барахолки. Коляска подана?
– Да, мисс, – ответил он и вышел.
– Но… – Тосси надула губки.
– Вот адрес. – Верити вручила Теренсу записку. – И заказ на фонарики. Вы так любезны! – Она выпроводила его за дверь, не давая Тосси даже слова вставить.
Бейн принес корзину, Тосси понадобилось наверх за шляпкой и перчатками.
– Не понимаю, почему бы мистеру Генри не съездить за фонариками, – выдвинула она последний аргумент, поднимаясь вместе с Верити.
– В разлуке чувства крепнут, – ответила кузина. – Непременно наденьте ту шляпку с вуалеткой в горошек, пусть Роза Каттисборн оценит.
– Я впечатлен, – признал я, когда Верити спустилась.
– Беру мастер-классы у леди Шрапнелл. Будете у Каттисборнов, попытайся разузнать, когда возвращается домой Эллиот Каттисборн – тот самый, у которого тебе взяли одежду. Вдруг она с ним тайно переписывается, пока он в Южной Африке. А вот и Тосси.
Тосси порхнула к нам, взмахнув вуалеткой в горошек. Ридикюль и кружевной зонтик тоже были при ней. Мы зашагали к воротам.
Через минуту нас догнал Бейн.
– Ваша шляпа, сэр, – запыхавшись, выдохнул он, протягивая мне канотье.
Соломенная шляпа, которую я в последний раз видел плывущей по реке и у которой лента уже начинала линять на промокшую тулью. Бейн каким-то чудом умудрился вернуть ей первоначальный вид: лента ярко голубела, хрусткая солома золотилась как новенькая.
– Спасибо, Бейн, – поблагодарил я. – Не чаял ее снова увидеть.
Я надел шляпу и мгновенно почувствовал себя победителем: рядом с таким неотразимым кавалером Тосси не то что отвлечется от Теренса, она и думать о нем забудет.
– Позволите? – Я предложил Тосси руку.
Она посмотрела на меня сквозь вуалетку в горошек.
– Кузина Верити говорит, в этой шляпе вы смотритесь фатовато, – задумчиво протянула она. – Но вы не горюйте. Не всем же уметь носить шляпы. «Ну вазве мистей Сент-Твейвис не дуська в своем канотье? – спросила меня пусечка Жужу сегодня поутру. – Вазве он не квасавец из квасавцев?»
Я думал, хуже сюсюканья нет ничего – но когда сюсюкает кошка…
– Вроде бы где-то в этих местах живет один мой школьный приятель, – попытался я сменить тему на более продуктивную. – Только вот фамилию уже не припомню. Что-то там на «К».
– Эллиот Каттисборн?
– Нет, точно не он. Но все равно на «К».
– Школьный приятель? – Тосси задумчиво поджала губы. – Вы учились в Итоне?
– Да, – кивнул я. – В Итоне.
Почему бы и нет?
– Есть Фредди Лоренс. Но он оканчивал Харроу. А вы учились вместе с Теренсом?
– Роста он был такого, чуть выше среднего. В крикет еще хорошо играл.
– И фамилия на «К»? – Тосси помотала локонами. – Нет, никого не припомню. А Теренс играет в крикет?
– Он занимается греблей. И плавает. Отлично плавает.
– Мне кажется, он совершил настоящий подвиг, спасая Принцессу Арджуманд, – заявила Тосси. – «Ну вазве он не хвабвейший лыцаль на свете? – спросила меня Жужу. – Самый-самый хвабвый!»
Она не умолкала всю дорогу до самого дома Каттисборнов – что, в общем, к лучшему, поскольку я все равно больше ничего не знал о Теренсе.
– Пришли, – возвестила Тосси, сворачивая на подъездную дорогу к большому неоготическому особняку.
«Все, самое страшное позади, – ободрил я себя, – дальше пойдет легче».
Тосси поднялась на крыльцо. Я подождал, пока она позвонит в звонок, потом вспомнил, что мы в викторианской эпохе, и позвонил сам, а потом отступил на шаг, чтобы дворецкий не задел меня дверью.
Дворецким оказался Финч.
– Доброе утро, мисс, сэр, – поздоровался он. – Как прикажете вас объявить?
Глава четырнадцатая
Это совсем не такая игра. Это совершенно другая игра, вот в чем беда.
Не помню, что я сказал и как мы вошли в дом. Меня хватило только на то, чтобы не выпалить: «Финч! А вы что здесь делаете?!»
Хотя это как раз понятно без вопросов. Служит дворецким. Очевидно также, что образ он срисовывал с величайшего представителя профессии, вудхаусовского Дживса. Та же чопорность, безупречный выговор, а главное, каменное лицо. Нипочем не догадаешься, что он видел меня прежде.