– Я видела, как вы говорили вчера в саду, – продолжила Мариза, – я беспокоилась, как бы ты его не утомил, но, послушай, он как будто пробудился от спячки.
– Признаться, мне пришлось его немного отшлепать, – пошутил Пол.
– Послушай, это же все-таки твой отец!
– Но ты же видишь, это помогло.
– Я так счастлива, что Пэр вышел из ступора, я чувствую себя вновь родившейся, ты представить себе не можешь, дорогой мой.
– Могу представить…
– Надеюсь, что так будет и дальше. Ты знаешь, если бы не эти отклонения, с головой, он ведь совершенно здоров. Мы сможем путешествовать, может быть, приедем навестить тебя…
Она болтала, как ребенок, который разбирает мешки с рождественскими подарками. Пол налил себе чашку кофе.
– А, кстати, где он?
– В кабинете, он работает не переставая со вчерашнего вечера, я просто не узнаю его.
По всему кабинету, от пола до стола, были разложены папки с документами. Пэр разбирал свой архив, откладывая в сторону или бросая в картонную коробку материалы досье. Пол облокотился на косяк двери и прихлебывал кофе, наблюдая за отцом, которого давно не видел за подобным занятием.
– Я всегда любил этот кабинет, – сказал Пол. – Тут сохранился запах чернил. Когда я был маленький, я думал, что ты имеешь право судить всех на свете, словно бог. Именно из-за тебя мне захотелось работать в ООН, где, как мне казалось, решались судьбы мира.
Пэр присел на краешек письменного стола.
– С тех пор я свалился со своего пьедестала.
– То, что ты мне сообщил, многого стоит.
– Вот только сам я куда-то подевал копии тех материалов, что передал тебе. Я прекрасно понимаю, что разочаровал тебя, что ты меня презираешь. У меня мало что осталось теперь, кроме Маризы.
Пол прошел вглубь кабинета. Он понимал, что отец ждет, что необходимо сказать ему что-то важное, что определило бы их дальнейшие отношения. Он взял с полки книжного шкафа маленькую глиняную статуэтку, это была птичка, неумело слепленная детскими руками.
– Посмотри-ка, я слепил ее, когда мне было, наверно, лет шесть, – удивился Пол.
– Пять, ты подарил мне ее на праздник отцов, – поправил Пэр.
Сухая глина треснула в руках Пола, и ее кусочки упали наземь, он наклонился, чтобы подобрать, но от них осталась только пыль.
– Прости, мне жаль, – сказал он, поднимаясь.
– Не расстраивайся, Пол. Ничто не вечно в нашей жизни.
– Знаю, – согласился Пол, приблизившись к отцу, который смотрел на него с безысходной грустью.
– Папа, я не сержусь на тебя. Ты мой отец. Ты дал мне жизнь дважды. Второй раз, принеся в жертву самое главное для тебя – свои убеждения.
– Я бесконечно сожалею о том, что тогда произошло. Я даже не представлял себе, какой груз взвалил себе на плечи и как тяжко будет нести его всю жизнь. Возможно, будь это теперь, я поступил бы иначе… впрочем, не знаю… Когда я вижу тебя, тут, рядом, я все еще не знаю…
– Я думаю, что ты был неправ. Надо было оставить все как есть, ничто не оправдывает убийство одного человека во имя спасения другого. Самое важное для человека – это ценности, в которые он верит, то, что остается после смерти. Люди тленны, а идеалы вечны.
Глаза Пэра медленно наполнялись слезами. Он знал, что сын прав.
– Я понял, еще до твоих признаний, что ты не был богом. Ты человек, ты ошибся, вот и все… и я тебя прощаю… Та жизнь, которую ты мне вернул путем… заблуждения, я хочу использовать ее до конца.
– Что ты имеешь в виду? – забеспокоился Пэр.
– Да просто использовать тот шанс, который мне был дан, жить дальше, чтобы бороться во имя жизни других, чтобы сделать мир лучше и справедливей. Скорей всего, у меня получится немногое. Но я обязан делать это для тех, кому обязан жизнью. Для тебя тоже.
Старик приободрился, распрямил плечи и поднял голову. Он гордился сыном, который только что с любовью дал самый беспощадный и прекрасный урок в его жизни.
– А что по поводу клиники доктора Кумара?
Если ты готов продолжить сбор документов, сделай это поскорей, у меня есть друг в полиции Нью-Йорка, он уже в деле, распутывает сеть трафика и будет рад получить что-то новое, что можно положить себе на зубок.
Просьба сына возвращала бывшего судью в его прошлое, и она несказанно ободрила его. Он согласился, молча кивнув головой. Оба они, отец и сын, мгновение стояли друг перед другом, лицом к лицу, затем Пол ступил вперед и сжал старика в своих объятьях.
Пол сидел в машине Карлы и нетерпеливо ждал ее перед массивными дверями дома Александеров. Он настойчиво просил взять его с собой на встречу с Патриком, но все было тщетно, Карла отправилась к нему одна. Она была бесстрашна и уверена в себе. Пока Пол объяснялся с отцом, она успела связаться по телефону со своим поверенным в Лондоне, попросила его представить ей подробную картину состояния дел и принадлежащих ей предприятий, а после долгого и обстоятельного разговора распорядилась составить ряд документов, которые нотариус вскоре переправил ей по Интернету.
Через четверть часа Карла вышла из дома Александеров с торжествующей улыбкой. Она проскользнула в машину рядом с Полом, и они тут же тронулись в путь.