— Мне сподручнее с теми людьми, Таня, которые умеют, кроме черного и белого, видеть другие цвета, которые не развешивают на людей ярлыки, не корчат из себя святош, не осуждают людей без суда и следствия, а еще умеют прощать ошибки… Ибо нет безгрешных людей.
Серые глаза напалмом жгли мое опять раскрасневшееся лицо.
Стервозно улыбнулась. Это я тоже умею, во мне масса талантов.
— Замечательно, рада что у каждого из нас сложился свой круг общения… и эти круги не совпадают.
Серые глаза палили бешенством. Резко двинула рукой, освобождая свой локоть из цепкой хватки шуваловских пальцев. Из зала кафе «Лидия» вышел бравый военный Михаил. Стрельнул своими глазами, оценивая ситуацию. А ситуация была красноречивая — мы разгоряченные, разозленные, напротив друг друга.
— Таня, какие-то проблемы?
— Нет никаких проблем, мы просто разговаривали с Татьяной Николаевной. Видите ли, Михаил, в прошлом, да и настоящем, мы не чужие друг другу люди…
Шувалов явно лезет на рожон. Мужчины недобро схватились в схватке глазами, мысленно почем зря колошматя соперника. Черт, как бы до настоящего рукоприкладства не дошло.
— Миша, пойдем, скоро подадут второе горячее.
— Таня, мне кажется надо прояснить ситуацию.
Красивый-здоровенный двинулся к Шувалову, который, судя по свирепому выражению лица, даже жаждал его приближения. Конечно, в Алексе целый вечер сидели злость, ревность и бешенство, которые требовали выхода. «Ой, Танечка, будет мордобой!» — вскричали девочки. Черт… Надо что-то делать. Хотя, возможно, моей мечтательнице понравилась бы схватка двух прекрасных рыцарей за ее расположение… Впрочем, про рыцарей я загнула, судя по мужским взглядам, в каждом из которых застыло предупреждение: «моя она, не тронь», они больше походили на двух животных, пытающихся обозначить свою территорию. «А ты, значит, должна пассивно ждать, когда решится твоя участь? — возмутилась феминистка. — Ну, уж нет!»
— Миш, — повисла я на руке бравого военного, а Шувалову достался красноречивый предупреждающий взгляд, — прошу тебя, не надо ничего выяснять… У папы День рожденья, он только что после операции, у него больное сердце…
По красивому лицу Алекса пробежала судорога.
— Таня права, — наконец сказал Шувалов, — сейчас не место и не время для выяснений.
Он решительно прошел мимо, обдав мои ноздри чуть терпким запахом одеколона, и направился в зал кафе «Лидия». Почему-то захотелось реветь… Я совершенно потерялась в сказках, мужчинах и своих чувствах.
— Ты его все ещё любишь, Таня? — в зеленых глазах танкиста была печаль.
— Он муж моей сестры, — упрямо повторила я.
— Но все же? Если отбросить этот факт, любишь?
— Боишься, что облапошенная Золушка, пытаясь насолить прекрасному изменщику-принцу, пустит в расход благородного рыцаря?
Мишка грустно улыбнулся.
— Возможно…
— Миш, чувства не выключается по щелчку, но я хочу его забыть, забыть все, связанное с этим человеком. Потому что ребенок… потому что сестра…
— А еще потому, что единожды предавший может предать снова.
— Точно, — грустно улыбнулась я… — Не знаю Миш, сколько пройдет времени, прежде чем я излечусь от этой любви, и смогу ли я когда-то что-то обещать тебе…
— Таня, я пока не зову тебя замуж, — отрезвил бравый военный.
— Какая жалость, а я уже, как в анекдоте, начала думать, куда можно поставить шкаф.
Мишка весело засмеялся моей шутке.
— Нет, Таня, если ты действительно этого хочешь, мы можем съехаться вместе… Без проблем.
«Ну и наглец!!» — произнесли одновременно, но совершенно с разной интонацией девочки в моей голове, кто возмутился, кто восхитился.
— И будем жить в танке? — полюбопытствовала я.
Мишка ещё сильнее заулыбался.
— Ага, я богатый жених… Мне всегда есть куда привести девушку. Только шкаф придется оставить дома.
Все же с Мишкой было тепло и весело. А там, в зале… везде в пределах видимости Шувалова я становлюсь натянутой струной, а в груди бушует бесчисленное количество песчинок, вызывающих такой разнообразный шквал эмоций… Дышать с ним одним воздухом так болезненно, и в то же время мучительно приятно.
Глава 18