Не совсем мой, не совсем твоя

Ксения собирается спросить, как он оказался на улице Вавилова, если ему полагалось быть в Большом Сухаревском переулке. Последние несколько дней я жил у своего друга. Значит ли это, что была еще одна ссора? Не тогда ли он повредил запястье? Или ему повредили… Но вместо этого задает другой вопрос:

– Значит, ты живешь у Георгия? Но почему у него? Почему не у меня?

Ник смотрит на нее так долго и пристально, что у нее начинает щипать в глазах. Еще не хватало разреветься здесь, на глазах у всего честного народа.

– А ты хочешь, чтобы я жил у тебя?

– Да, хочу.

– Ну, – говорит он, еле шевеля губами, – так позови меня.

И слезы начинают капать ей на тарелку вопреки твердому намерению держать себя в руках.

* * *

Ксения читает при свете ночника. Читает, пока веки не наливаются свинцовой тяжестью. Перед глазами сгущается пелена, тетрадка падает на одеяло, и сил хватает только на то, чтобы протянуть руку и щелкнуть выключателем. Спать, спать… И вот тут начинается самое интересное. Лежа под одеялом рядом со спящим как младенец Ником, в комнате, погруженной в тишину и темноту, она с досадой обнаруживает, что сна ни в одном глазу. Что за ерунда? Казалось бы, насыщенный рабочий день, четыре заказа, бесконечные телефонные звонки; по дороге домой – продовольственный магазин; дома – приготовление ужина для себя и для голодного мужчины, не говоря уж о голодных домашних хищниках. Какая уж тут бессонница! А вот такая, самая что ни есть обыкновенная, со всеми классическими симптомами: матрас неудобный, подушка душная…

Справедливости ради следует сказать, что голодный мужчина внес свою лепту в приготовление ужина: вымыл овощи для салата и достал из шкафчика сковородку. Но конечно, начистить кастрюлю картошки с недействующей правой рукой ему оказалось не под силу. Зато он успел побывать в офисе, переделать там кучу дел, сбросить на флэшку всю необходимую для работы информацию и остаток дня провел за компьютером Ксении, устанавливая на него различные специальные программы: AutoCAD, 3 D-Max и так далее.

Его машину после долгих мытарств удалось-таки пристроить на охраняемую стоянку в десяти минутах ходьбы от дома, его штаны и рубашки – распихать по шкафам. Затем обрадовать родителей, затем… одним словом, ни минуты покоя.

Ник оказался человеком тихим, покладистым и уютным. Приятное удивление вызывала его аккуратность в быту. За неделю в Париже у нее в общем-то была возможность в этом убедиться, но, говорила она себе, гостиничный номер – это гостиничный номер, туда, строго говоря, приходишь только переночевать, к тому же регулярно наведывается горничная с мокрой тряпкой, в то время как городская квартира целиком на совести обитателей.

Ник вел себя образцово. Он мог разбросать по всей комнате коробочки от дисков, кабели, разъемы и прочую компьютерную дребедень, но его обувь после возвращения домой неизменно водворялась на одну и ту же полочку двухъярусной обувницы из магазина «IКЕА», с зубьев поселившейся в ванной комнате расчески никогда не свисали выпавшие волосинки, а уж оставить после себя немытую посуду для него было так же невозможно, как не спустить воду в унитазе.

«Да ты ни с кем не сможешь жить семьей! – смеялась Вера. – Нет такого человека, который отвечал бы всем твоим требованиям и при этом любил тебя всем сердцем и всей душой, даже не помышляя о том, чтобы выдвинуть встречный ультиматум». Получается, Верочка, ты была не права. Такой человек есть. И он тут, совсем рядом.

Свернувшись калачиком на левом боку, Ксения смотрит на темноволосый затылок Ника, слушает его ровное дыхание и вспоминает строки из коричневой тетради.

Кляну промозглый рассвет,
Гоню его от окна.
Рассвету здесь места нет,
Сегодня я не одна.

Сегодня мой царь со мной —

Впервые за много дней.
Сегодня он только мой,
Я – страж погасших огней.

Никаких дополнительных подробностей он ей не сообщил. Чего теперь следует ждать от Илоны? Если она такая крутая…

Ксения закрывает глаза, и перед ней возникает картина: Ник со спортивной сумкой через плечо и некий загадочный персонаж с белым пятном вместо лица, пробующий его остановить. Загадочный, потому что она никак не может понять, что заставляет его принимать столь деятельное участие в судьбе Илоны. Пусть водитель. Пусть телохранитель. Но не отец же он ей, в конце-то концов! И не джинн из бутылки, готовый исполнить любое ее желание. Кожаные перчатки без пальцев… наручники… Боже милостивый!