Несомненно, это волновало вас обоих. Доказательство – сей рукописный документ. Дети невежественной, духовно стерильной эпохи, вы ошибочно полагали, что нуждаетесь в оправдании. Но оправданием служила сама ваша любовь.
Ксения постучалась и, получив разрешение, вошла. Следом за ней просочились кошки. Из-за того, что вся мебель была низкой, а потолок, наоборот, высоким, комната казалась полупустой. Настольная лампа с украшенным японскими иероглифами тканым абажуром освещала только разложенные под ней полукругом гадальные карты и Каталину, сидящую в кресле с Тисифоной на коленях.
– Вы знали? – тихо спросила Ксения, прижимая к груди тетрадь.
Мегера и Алекто вскарабкались на спинку кресла и замерли там, свесив головы и вытянув шеи, точно злобные горгульи. Улыбаясь краешками рта, Каталина подняла голову и, повернувшись сначала к одной, потом к другой, позволила им коснуться мокрыми носами своих щек. Когда после этого ритуала она снова обратила взгляд на Ксению, та увидела, что лицо ее осталось таким же безмятежным, как прежде.
– Конечно, я знала. Как я могла не знать? Но решила не вмешиваться, тем более что оба, несмотря на… м-м… некоторую двусмысленность ситуации, были довольны и счастливы.
– У Лады были другие мужчины? Кроме Ника.
– Нет. Он был первым и последним. – Все это она сообщила без малейших признаков смущения или замешательства и понимающе улыбнулась, глядя на вытянувшееся лицо Ксении. – Сигарету?..
– Нет, спасибо… А у Ника в то время были еще подружки?
– Незадолго до… – она едва заметно передернула плечами, не желая придумывать никакого названия для того, что произошло между Ником и ее дочерью, – он расстался с девушкой, которая вела себя не совсем правильно. И вдруг обнаружил рядом с собой другую девушку, достойную любви ничуть не меньше, чем ее предшественница. Он не смог устоять, только и всего. А она… она давно была готова.