– Я там на этаже видел кулер, одноразовые стаканчики и коробку с чайными пакетиками. Ты как смотришь на то, чтобы… – начал Матвеев.
– Пока еще не очень поздно, – улыбнулась я, – можно и чай попить.
Когда Матвеев вышел из номера, я подняла с пола пакет, который мы притащили из продуктового. Отыскала пожелтевший со временем пульт от кондиционера. А ведь когда-то он был белоснежным… И все здесь было новенькое и чистое.
Вернувшись в номер, Матвеев поставил на столик два заваренных чая. Я вытащила из пакета черный свежий хлеб, стукнула об столешницу жестяной банкой…
– Не знаю, есть ли тут нож, – начала я, – будем ломать хлеб руками.
– Уля, что это? – удивился Миша.
– Говорила же, что мы продолжим вечер ностальгии, – широко улыбнулась я. – Это килька в томате.
– Ты серьезно? – Матвеев негромко рассмеялся.
– Ага! – засмеялась я в ответ. – Ты ведь рассказывал, что в детстве ее любил… Только ты же знаешь, я такое не ем.
– Я тогда пока тоже не буду, – проговорил Миша, отодвигая от себя банку. – В знак солидарности, а то тебе завидно будет.
– Даже не сомневаюсь, – улыбнулась я.
– Хорошо, что у нее срок годности два года…
Мы снова переглянулись и засмеялись. Миша поднялся из-за стола, подошел ко мне и крепко обнял.
– Спасибо.
– За что? – негромко спросила я, обнимая его в ответ. – Ну подумаешь, килька в томате…
– За то, что отвлекаешь от плохого. Я уже месяц не слышал голоса брата.
– Он сейчас дома? – спросила я.
– Надеюсь. У него отдельное жилье. Отчим Леху не тронет. Все-таки это я во всем виноват. Но и вряд ли навещать станет… Боюсь, как бы Леша не наделал глупостей.
Миша отстранился от меня и подошел к кровати. Разлегся, уставившись в окно на потолке.
– Все это время я звоню ему раз в несколько дней, оставляю сообщение на голосовую почту. Так и раньше было, но он мне всегда перезванивал через какое-то время. А теперь я даже не знаю, что думать. Сначала я решил, что отчим его после случившегося запугал. У Леши от наркоты мания преследования развилась… Может сутками из квартиры не выходить, трубку не брать. А теперь меня не покидает чувство, будто у меня из души вырвали кусок надежды. Кажется, произошло что-то нехорошее.
– Что? – спросила я с замиранием сердца.
Миша молчал.
– Нет, все-таки есть в этом окне какая-то романтика, ты как считаешь, Ульяна Шацкая?
Я только вздохнула и отошла от стола. Совершенно ясно, что Матвееву больно и не хочется развивать тему младшего брата.
– Да, наверное, ты прав, – проговорила я.
Миша похлопал по кровати рядом с собой:
– Присоединяйся. Будем вместе смотреть на звезды.
Я выключила свет и легла рядом с Мишей. Пахло чистым постельным бельем. Вдвоем мы рассматривали ночное небо через окно с мутными разводами от дождевой воды под гудение старенького кондиционера.
– О чем ты думаешь? – спросила я и тут же испугалась собственного вопроса. Наверняка голова Матвеева занята не самыми приятными мыслями.
Миша пожал плечами.
– О том, что мне одновременно хорошо и плохо. Разве так бывает?
– Бывает, – кивнула я. – Миша, я за тебя боюсь.
Я повернула голову к Матвееву.
– Не бойся, – шепотом проговорил Миша. Лег на бок, приподнявшись на локте. – Никогда бы не подумал, что ты трусишка.
– О-о-о, – протянула я. – Еще какая!
– Ты самая смелая и невероятная женщина, которую я когда-либо встречал, – серьезно сказал Матвеев. И от его признания у меня почему-то защипало в глазах. Из-за навернувшихся слез звезды теперь раздвоились, напоминая хвосты комет.
Миша придвинулся ко мне. Поглаживая большим пальцем мою щеку, губами перехватил покатившуюся по виску слезу.
– Не плачь, – прошептал Миша на ухо, – я ведь здесь, с тобой, никуда не ушел…
– Пока что, – шмыгнула я носом, крепко хватая его за руки. – Но я ведь знаю, что уйдешь. Такие, как ты, всегда уходят…
– Это необходимость.
Я так быстро замотала головой, что Миша не сразу смог коснуться губами моих губ. Мы долго целовались, а когда Матвеев стянул рубашку через голову, меня охватило волнение, и сердце забилось еще быстрее. Пока я расстегивала ремень на его джинсах, парень опустил руки на мою спину и потянул за молнию сарафана, а затем, нежно коснувшись плеч, спустил бретельки…
Дух захватывало каждый раз, когда Матвеев ласкал губами и языком шею, ключицы, грудь… Нежный шепот и тяжелое прерывистое дыхание. Весь мир сузился до этой маленькой комнаты с чердачным окном на потолке, а затем, застыв на мгновение, взорвался.
– Тебе хорошо? – хрипло спросил Миша.
– Ты моя душа, – призналась я.
Тогда Матвеев поднял голову, загородив подглядывающие за нами через окно звезды. Я провела пальцем по его шраму на брови, и парень улыбнулся в ответ той самой улыбкой, которая с первого дня нашей встречи сводила меня с ума.
– А тебе хорошо? – задала я тот же вопрос.
Миша опустил голову и, едва коснувшись губами моей шеи, прошептал:
– Мне всегда хорошо, если рядом есть ты.