Не ссорьтесь, девочки!

Тамара Ивановна Павлова, пятидесятилетняя особа с пятью иностранными языками, была секретарем Шестаковича, однако она себя называла помощником ректора, личным ассистентом. Чтобы кто-нибудь ненароком не принял ее за обычную секретаршу, прямо в стол была ввинчена мраморная табличка с выгравированными на нем золотыми буквами: «Павлова Тамара Ивановна, помощник». Табличка напоминает надгробную, из чего можно сделать вывод, что Тамара Ивановна поселилась здесь на века. Тамара Ивановна вся лучится интеллектом, знанием йоги и благожелательностью.

— Добрый день. Вы к кому?

— Вчера мне звонили от Бориса Андреевича. Я — Нонна.

— A-а, вы режиссер, — пропела Тамара Ивановна. — Вы по поводу ролика? У вас резюме с собой? Оставьте его у меня. Борис Андреевич на конференции в управлении культуры, и сегодня его уже не будет.

Нонна достает из кармана визитку:

— Вот моя визитка. Я думаю, если Борис Андреевич действительно захочет меня видеть, вы позвоните мне и назначите встречу. Знаете, я ехала с другого конца города…

— Не портите, пожалуйста, настроение ни себе, ни мне. У нас в университете все должно быть позитивно. У нас принято улыбаться друг другу. Всего вам самого-самого доброго! — Тамара Ивановна улыбается. — Мы будем рады видеть вас снова.

— Взаимно. До свиданья.

— Ехала к нему, как идиотка, — гневно рассказывала Нонна. — Через весь город. Туда не доехать ни на чем. А я на каблуках. Это ж надо, построить университет на выселках!

Юля надувает пузырь из жвачки:

— Подальше положишь — поближе возьмешь.

— Как интерьерчик? — поинтересовалась, будто невзначай, Соня.

— Без лепнинки, милая, из стекла и бетона.

— Плохо. Надо работать с клиентом. Развивать вкус.

— Вчера обратила внимание: по телевизору показывали «Посиделки с Шестаковичем» или что-то в этом роде. Он под сенью девушек в цвету. Фрак, Юленька, на нем действительно сидит очень плохо. Сшит плохо.

— Я буду об этом думать, — она старательно заворачивает жвачку в салфетку. — Приводи ко мне, я его украшу.

— Татуировочку сделаешь? Изображение Шестаковича в анфас и профиль?

— Татуировочку сделаем, фрачок сошьем, а там как пойдет.

Сонька ластится к Нонне:

— Ноник, красавица, предложи лепнину.

— Античные мотивы в новостройках? — сомневается Юля.

— Сперва античные мотивы, а там, как ты выражаешься, как пойдет.

— Что вы делите шкуру неубитого медведя? Меня он сегодня вообще не принял. И секретарша у него клонированная.

— Все секретарши сделаны из цельного куска пластика, — доверительно сообщает Соня.

— Нонка, но он же все равно тебе позвонит. И вот когда он позвонит, ты скажи: «Я приду не одна, а с моими девочками».

— Я бы вообще тебя одну не пускала после твоей эпопеи с рекламой. Бог знает, где проснешься.

Юля тычет пальцем в потолок:

— И он же знает с кем.

— Опять?!

— Опять, — назидательно говорит Соня. — Опять что-нибудь оставишь на месте преступления. Будешь мучиться потом, переживать. А так мы будем на страже твоей невинности.

— Какая же ты глупая! Глупая-преглупая!

— Зато хорошенькая!

Юля, похоже, сомневается:

— Ну, это на любителя.

— Многие брали и остались очень довольны, — огрызается Соня.

— Девочки, не ссорьтесь, — просит Нонна. — Юлька, а помнишь, какая Сонька из пионерского лагеря в четвертом классе приехала? Пришла ко мне домой в платке, завязанном назад. А я дверь открываю и спрашиваю: «Девушка, вам кого?» Помнишь, Сонечка, как ты выросла за лето?

— Сонька, а ты самая высокая была у нас в классе, да?

— Это смотря среди кого, — Соня напрягается, чтобы вспомнить. — Среди девочек или среди мальчиков?

— Среди мальчиков! Вот дуреха.

Они редко вспоминали детство. А историй было много. Например, как Нонка случайно паука проглотила, а потом целую неделю рассказывала, чем он занимается у нее в животе. Или как на торжественном концерте, посвященном дню рождения Ленина, Юля пела под гитару блатные песни, которые разучила у костра на даче. Или как в пионеры принимали.

Все происходило на борту легендарного крейсера «Аврора». Дети, целых шесть классов, стояли в линейку. Пожилая пионерка с охапкой красных галстуков выкрикивала дрожащим голосом: «…вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю и клянусь…»

Соня наклонилась над маленькой Юлей и прошептала ей на ухо:

— Тебе нравится лицо твоих товарищей?

Нонна захихикала. Пионервожатая обернулась и злобно зашипела:

— Опять эта троица! Геворкян! Артемьева! Сквирская!

С ними всегда были проблемы. Кое-как отстояли линейку. Детям повязали галстуки и позволили походить по кораблю. Неожиданно лицо пионервожатой вытянулось, как будто она увидела Троцкого. Но то, что она увидела, было даже хуже, чем призрак врага народа. Эта мерзавка Сквирская повязала красный галстук — кусочек священного знамени, обагренного кровью павших за свободу героев революции, — на голову, как «бабушкин платок»!

— Сквирская! Это что такое?! Снять!!! Немедленно снять!!! В такой святой день! Софья Сквирская — завтра родителей в школу!

Нонна и Юля изо всех сил старались не хихикать, а Соня стаскивает с головы галстук, повязывает на шею и начинает жалобно хныкать: