К ночи третьего дня было решено продолжать, но тайно, выискивая скрытые методы воздействия на хитросплетения судьбы. С тех пор он научился мысленно плеваться через левое плечо, крутить указательным пальцем вместо полного оборота всем корпусом и много чего еще, а заодно и придумал несколько новых способов взаимодействия с фортуной. Научился узнавать об исходе любого дела, считая вагоны проезжающего поезда, примечая, какую птицу встретит по дороге. Свое мастерство тайный адепт магического проникновения довел до такого даже состояния, что мог в любой момент задавать в уме своем любой вопрос, и вселенная обязательно отвечала на него. Спрашивал ли о погоде, о Машеньке, о Петрове, о выборе шампуня, он пристально следил, справа или слева от него пробежит дворовая собака, символизируя собой отрицательный или положительный вердикт.
Сегодня утром, например, он решил, что наступать стоит только на светлые участки асфальта, незатененные домами, чтобы привлечь в жизнь светлую полосу.
Надо, однако, признать, что все действия, хотя и выдавали результат, но в жизни он слишком часто отличался от обещанного знаками. Но и игнорировать те моменты, когда результат совпадал с предсказанным, было нельзя.
Иногда Виктор Андреевич догадывался, что метод не работает, просто иногда случаются совпадения. Но мысль эту он гнал от себя всеми силами. Гнал не потому даже, что ему было приятно думать, что такой неприметный и ничем не одаренный человечек может управлять судьбой, а потому, что очень боялся, что случится что-то плохое.
Вечная тревога о том, что что-то может пойти не так, о том, что в любой момент может случиться несчастье, о том, что у него никак не выйдет сделать хорошо, что он обязательно все испортит была его постоянным спутником. А маленькие хитрости, и он в глубине души понимал это, позволяли ему не столько даже изменить судьбу, сколько успокоить терроризирующий страх, обманом заставив самого себя поверить, что вот теперь, после того как он, к примеру, крутанул головой трижды в левую сторону, ничего плохого не случится. Это на некоторое время разжимало холодные пальцы тревоги, сдавившей горло Виктора Андреевича, чтобы затем с новой силой перекрыть ему доступ к спокойствию и радости. Но ведь хоть несколько минут, хоть сколько-то он выкрадывал у липкого страха. И это был единственный метод, позволяющий остановить непрестанно возникающие в воображении картины всевозможных несчастий, готовых в любой момент обрушиться на него.
Перед встречей Виктор Андреевич успел забежать в церковь. На всякий случай, любая помощь сегодня ему была крайне важна. Внутри было пусто, какая-то старуха терла золотой подсвечник у Николы Чудотворца, как раз там, куда и планировал поставить свою свечу Виктор Андреевич.
– Простите, можно я… – робко кашлянул Виктор Андреевич.
– Сейчас вот очищу – и можно, – ответила спиной старуха.
– Знаете, – продолжил Виктор Андреевич смелее, – я сильно тороплюсь…
– А ты не торопись, тут спешка ни к чему…
Ну уж это было слишком, на самом деле. Но Виктор Андреевич взял себя в руки и решился ждать. Все же не в магазине, а в храме.
– Ты вот торопишься, а что с тебя толку – головой крутишь только, как сова, дерганый весь…
– Что ж делать, столько дел…
– Что ж делать, – передразнила его старуха. – Сесть и подумать. Чего ты дергаешься? А я тебе скажу. У меня дома два кота. Я, бывает, зайду, а один кот дергается. Что значит? Значит, нагадил. А дергается отчего? Со страху, оттого что знает, что нагадил и ждет, что накажу.
– Ну, знаете, – вскипел Виктор Андреевич. – Что же вы хотите сказать, что я вам в тапки нагадил? И теперь дергаюсь?
– А сказать я хочу вот что. Тебе прощения просить надо.
– У вас, наверное? – нервно рассмеялся он
– А хоть и у меня.
«Дура», – подумал Виктор Андреевич и отошел в сторонку.
Старуха вскоре закончила уборку и освободила пространство. Он наскоро перекрестился, воткнул свечку и развернулся к выходу. Не тут-то было, старая карга загородила выход мощью фигуры.
– Не торопись, тебе говорю.
Толкать женщину в храме казалось совершенно неуместным, и Виктор Андреевич вдохнул побольше воздуха, намереваясь выдержать все, что бы сумасшедшая ни сказала.
– Ты подумай, – продолжала назойливая ветошь. – Вот хоть ребенка возьми, хоть кота моего. Сделают что-то, и думают, что сделали нехорошее. И боятся, наказания ждут. И страшно им, что накажут, и все же хочется, чтоб наказали, потому что, как только накажут, им и бояться больше нечего. А если их не наказать, так они так и будут трястись. В любой натуре так заведено, что, если что сделал плохое, пока прощения не попросишь или вину не загладишь, ждешь-тревожишься, что что-то нехорошее случится.
– Да что ж я сделал-то! – почти выкрикнул Виктор Андреевич
– Кто ж, кроме тебя знает? Бывает, что и не сделал ничего, а думаешь, вот виноват. Кто-то бывает даже так думает: раз мать с отцом развелись, так это я, их ребенок, виною тому. И живут с этим, и себя винят, и дергаются, что их жизнь за это накажет. А жизнь-то не наказывает. Не за что ведь. А они дергаются, боятся.