Не страшись урагана любви

— Не знаю. Возможно, укачу обратно в Корал Гейблз, к своим спиннингам, — ответил Дуг. Он повернулся к вилле. Когда он пошел по извилистой дорожке, Бонхэм услышал его свист. Это была популярная песня, боевик в свое время: «Вечеринка окончена».

Бонхэм подождал немного и уехал. Роса прибила пыль, и пылающее, смущенное и сердитое лицо обдувал прохладный ветер. Господи, как хорошо одному. Черт бы их всех побрал.

22

Закрыв за собой большую дверь из стекла и стали, Дуг Исмайлех остановился и несколько секунд постоял в фойе. Он услышал, как затарахтел мотор старенькой машины Бонхэма. Звук затих, и установилась тишина. В вилле не слышно ни звука, она выглядела покинутой. В фойе горел лишь дежурный огонек. Остальное скрывалось во тьме.

Немного поколебавшись, Дуг зажег свет в большом салоне, где был бар — один из баров, поскольку они были повсюду, — вошел и сделал себе виски с содовой. Затем, держа стакан в руке, он оглядел пустые стулья, кушетки и диваны в большой комнате. Зрелище угнетало. Бонхэм, наверное, думает, что его сдержанность сегодня вечером объяснялась украденной камерой (а Дуг весьма сознательно не разубеждал в этом), но все было иначе, он был скрытен и держался отстраненно из-за того, что его полностью выбило из колеи. Снова что-то изменилось, завершился определенный период его жизни, приключение закончилось. Когда Грант и Лаки взлетели на самолете в Кингстон, им овладела настоящая меланхолия. Ничего не оставалось, только возвращаться домой к работе над новой пьесой. Больше оправданий нет. Если бы он полетел в Кингстон, это было бы совсем другое; там они будут парой за семью печатями. А его пламенная идея полететь в Нью-Йорк и повидаться с Терри Септембер теперь заставила его уныло ухмыльнуться.

Черт подери этого Гранта! Счастье давно поцеловало его в самую задницу. Все идет к нему на блюдечке. Не больше таланта, мозгов или работы, чем у тысяч других парней, а он все обращает в золото, славу и счастье. Смотри, как он нашел эту проклятую Лаки, например. Он даже ее не искал! Она его нашла.

Посмотрев на свет сквозь стакан, Дуг восхитился зрелищем, сознательно восхитился собой, восхищающимся этим. Убийца гигантов, старик Хэмингуэй называл это «бухн ... уть». Он был прав. Старик всегда прав. Но он, однако, не мог пить здесь, при ярких лампах, наедине с пустыми стульями. Он крутанулся и понес стакан на террасу, куда из салона проникал слабый отблеск. Здесь стало полегче.

Подтянув плетеный стул, он сел и задрал ноги на балюстраду. Далеко внизу огнями были отмечены еще открытые кабаки для туристов и грязные бары для местных. Ему бы хотелось спуститься в один из местных притонов и ввязаться в драку с какой-нибудь обезьяной. Или влезть в ловушку для туристов и подцепить кого-нибудь для прекрасного пьяного покера, или, может, напоить его и поиметь его жену. Но нет. Как бы там ни было, злобно подумал он, он, ясно, не столкнется ни с Бонхэмом и Орлоффски, раз с ними нет двух главных источников денег на питье. Сидят дома. Он бы не хотел завязываться с Бонхэмом. Теперь этот Орлоффски, с ним он тоже не хотел бы завязываться.

Дуг, как и все, был уверен, что камеру украл Орлоффски. Но это приятно щекотало. И он едва не хихикнул вместо того, чтобы рассердиться. Хорошо хоть иногда увидеть, что не все прекрасно у Гранта Рона!

Конечно, почему Орлоффски сделал это, зная, что Бонхэм старается изо всех сил вовлечь Гранта в дело со шхуной и подводным плаванием, — это еще один вопрос. Дуг считал, что это нечто типа клептомании.

Ну, пусть он будет клептоманом.

Нет, то, что отдалило его от них сегодня вечером, было совсем другим.

Вся его жизнь, кажется, пронеслась перед глазами, как будто пассажирский экспресс набирал скорость, пока окна не смазываются в линию, и все это не оставляло ни следа, ни отметок на нем. И то, что он видел Гранта и Лаки вместе, заставило ясно это осознать. Что жеу него? Ха! Первая жена в Лос-Анджелесе с их тупым ребенком; кому это нужно? Вторая жена в Детройте, жирная свинья с притыренным сыном старше десяти лет; не надо было ему подписывать договор о том, что все доходы с первой пьесы идут ей, теперь у нее есть это иего родной дом в Детройте; плохой совет дали ему все его греки — двоюродные братья из Нью-Йорка, стараясь сэкономить на налогах; но доходы от второй пьесы принадлежат ему, хотя это и не боевик. У него есть дом в Корал Гейблз, маленький катер и куча рыболовных снастей и возможностей, — которые, если нет аудитории смотреть или слушать, почти ничего не значили. У него есть третья пьеса, но он все еще торчит на середине второго акта, еще не придумал финала первого. Это значит, почти ничего нет. Вот что у него есть.