Не страшись урагана любви

Плохой запах, потрескавшийся лак, облупившаяся краска, ржавое оборудование, — все это на него вообще не действовало. Кажется, ему это даже нравилось. Более того, здесь у него было любопытное чувство своего дома. Он не знал, было ли это раньше, в Ганадо Бей, когда он еще и не видел судна, но может, и было. Может быть, он пришел уже подготовленным к капитуляции, с уже промытыми мозгами. Как бы там ни было, сейчас он был в восторге. Все в жизни, кроме жены — и успеха следующей пьесы — он отдал бы за то, чтобы владеть этим судном. Этим кораблем. Или в худшем случае — быть совладельцем, владеть хоть крошечной его частью. Он снова все облазил внутри, всюду прополз, уже в третий раз. Счастливый Бонхэм смотрел на него. Триумфально.

Бонхэм вывел его на палубу, под слегка поредевший дождь, чтобы показать гниль на правом борту, и оттянул брезент, укрывавший дыру от дождя. Лаки, высунувшись из люка салона, наблюдала за ними и позднее решила, что именно в этот момент Бонхэм должен был поговорить о займе. На самом деле, это было не так. Разговор состоялся уже в отеле, после возвращения, когда они поспешно приняли душ, и Рон пошел в бар первым, пока она одевалась и красилась. Не предупреждая заранее о том, что он будет ждать, Бонхэм все это время сидел в баре и сейчас не собирался упускать свой шанс, и Грант это знал. Но, конечно, ее там не было.

— Ну, — ухмыльнулся большой человек у стойки бара и поднял стакан виски с содовой. К этому времени одежда на нем почти высохла. — Тебе она понравилась?

— Иисусе! — хрипло сказал Грант. — Настоящая красавица. — Такой она и была для него, хотя в судах он ничего не понимал. — Все это барахло внизу можно убрать и все переделать.

— Конечно, — кивнул Бонхэм. — Хотя стоит ее просто вычистить, кое-где подкрасить и подлакировать, и ты бы удивился, какой красивой и удобной она станет внутри. Ничего неменяя.

— Да, — сказал Грант. В баре их было всего двое, если не считать Сэма, бармена-ямайца, одного из свидетелей на свадьбе. — Дай мне двойной виски и каплю содовой, Сэм, — заказал Грант и отвернулся к большому ныряльщику, который оперся рукой о стойку и улыбался. Это был большой день для Гранта. Поскольку опустившись утром вниз и обнаружив, что погода испортилась, он испытал чувство колоссального облегчения из-за того, что сегодня не нужно выходить в море, не нужно нырять, не нужно глотать еще раз терзающие его страхи. Как будто от школы освободили. И как всегда в морских портах, на морских курортах, наступление плохой погоды сопровождалось праздничным предвкушением каникул, каникулярным возбуждением. Вероятно, это чувство повлияло и на его восприятие шхуны. Но все равно он бы ее полюбил. Впервые он так близко сходился с тем, кто может купить такое судно. И более того, кто поставит всю свою повседневную профессиональную жизнь на эту карту. Глядя на него, Грант мечтал о том, чтобы чего-нибудь так хотеть в своей жизни, как Бонхэм хочет владеть этой шхуной. Единственное, чего он так хотел, это стать великим писателем, великим драматургом. Но в отличие от шхуны, это не конкретный предмет. Это нечто, о чем ничего нельзя точно узнать за время своей жизни. А у Бонхэма с его конкретной шхуной из дерева, веревок и парусины была мечта, цель в жизни, которой мог бы позавидовать любой мужчина.

— Канешно, — улыбнулся Бонхэм. — Сейчас я не могу сделать эту работу. Дерьмо, я не могу заплатить даже за ремонт, как уже говорил. — Он замолчал и вздохнул, все еще улыбаясь. — Вчера, знаешь ли, работы на шхуне вообще были прекращены.

— Нет! — сказал Грант. — Не знал! Почему?

Бонхэм пожал плечами.

— Нет денег. Нужна минимум тыщонка прямо сейчас, завтра же, чтобы продолжить работы. У меня нет. Так что нет и работы. Будет стоять, пока не достану. А через неделю начнут начислять арендную плату. — Он блестяще выбрал время и с блеском вел свою линию. — Утром бабахнул телеграмму Орлоффски. Но беспокоюсь, подозреваю, что ничего не пришлет.

— Да, — Грант секунду помедлил с виски в руках, выпил и двинул стакан за новой порцией. — Я убежден, что это он украл мою камеру в Га-Бей, ты это знаешь?

Лицо Бонхэма оставалось кротким.

— Ну, — сказал он, — я так не думаю. — Он снова помолчал. — Мы обыскали весь чертов дом, когда вернулись, и Дуг был с нами.

— Черт, если он украл, то не прятал бы в доме.

— Нет, — сказал Бонхэм. Он выпил. — Но что бы он делал с этой чертовой штуковиной? Иисусе, он же знал, что я стараюсь заинтересовать тебя нашей операцией. Это безумие.

— Может, он ничего не мог с собой поделать. Может, он клептоман.

— Не-а, — ухмыльнувшись сказал Бонхэм. — Навряд ли.

— Я бы чертовски остерегался его как партнера, скажу тебе.

— Я уже говорил тебе, — сказал Бонхэм, — что он мне нужен. Нужен. Провернуть это дело. Без его катера Файнер уйдет. — И он неожиданно замолчал. И смотрел на стакан.

Грант повертел своим, поболтал им, рассматривая лед.

— Тысяча долларов, — наконец сказал он.

— Да, — подтвердил Бонхэм. Взгляда он не поднял.

— Только, чтобы они возобновилиработу.

— Да.