Не страшные страшные рассказы

Анна надела очки, посмотрела в зеркало и не узнала себя. Нет, она готова была к тому, что объём причёски увеличится, и что брови обретут, наконец, форму. Но совсем не ожидала она, что у неё такие красивые, золотисто-русые шёлковые жемчужно-блестящие волосы и такие большие выразительные глаза. И такие печальные.

– Значит, так – бойко напевала Верочка, – тональником пользоваться не советую, потому что кожа чистая, нежная, зачем портить. А вот пилинг…

– Верунчик, – Сергей еле заметно мотнул головой в сторону дешёвой Аниной сумки из кожезаменителя и старой куртки, – нам что-нибудь побюджетней посоветуй.

– Тогда гоммаж – начала диктовать Верочка и Анна послушно записывала знакомые и незнакомые марки, странные и совсем уж дикие советы, как тот, например, что Верочка, разойдясь, выдала в конце. – В баню ходишь? Не ходишь. А зря! Ну, кофе-то пьёшь? Ну вот, не всё потеряно. Значит, берёшь в ванну спитой кофе, добавляешь в него каплю оливкового масла, чуть-чуть соли, ложку лимонного сока свежего и этой смесью полируешь тело. Как-как! Массажными круговыми движениями. Можно и для лица использовать, только без соли. И всё. И никакой пилинг и гоммаж тебе уже не нужны. Будешь розовая, свежая и крепкая, как хороший кофе.

В тот же вечер Анна опробовала процедуру с кофе, опустошив фильтр.

– Надо же! – сказала Ирина за ужином, – в кои-то веки кофеварка чистая. Наша королева сподобилась помыть за собой.

А Анне почему-то даже не стало обидно. Она думала, что надеть завтра. Но ничего-то у неё не было, и она снова влезла в любимые бледно-голубые джинсы, подобрав к ним хлопчатую водолазку серого цвета лапшой. Водолазка была не новая, с грубоватым воротом, натиравшим шею, но всё лучше мальчишеских рубашек, которыми, как оказалось, заполнены почти все вешалки в шкафу. И юбок у неё всего две: чёрная неопределенного кроя ниже колена и терракотово-рыжая твидовая чуть выше. Но к рыжей у неё нет  никакого верха, оказывается.. .. Надо сходить в магазин. А в какой? И Анна вдруг поняла, что последний раз ходила в настоящий магазин одежды ещё вместе с мамой, ещё в подростковый…

Она так готовилась, она даже тщательно накрасилась впервые за пять лет и с не привычки всё норовила слизнуть помаду с губ, а он не пришёл! И назавтра не пришёл, и через неделю, и вот она уже снова сидит без косметики, в клетчатой фланелевой рубахе навыпуск и  старых чёрных джинсах, настолько вытертых, что они уже кажутся серыми. А над ней стоит он, с букетом нежных роз в руках, таких, как она любит: кремовых и зеленовато-белых на недлинных стеблях почти без шипов. И роз этих много, так много; наверное, столько, сколько она за всю жизнь не получала в подарок.

5

Трамвай резко тормозит, и она почти заваливается на чернобровую пышную даму, сидящую на месте давешнего мужчины.

– Ну, ты посмотри, чего делают, а! – взрывается кондукторша и выскакивает из салона. С улицы доносится её хриплый голос. Аня рассеяно смотрит вперёд, а толстуха перед ней добродушно комментирует.

– Маршрутка подрезала трамвай. Хорошо не авария. Отсюда до ближайшего автобуса километр топать.

И правда. Это где строят новое метро, вон забор, за ним башня, щит: «Работы ведёт Управление № 11 Метростроя. А это что? Надпись кривая из баллончика поперёк бетонной плиты

Ты догадалась,

Что это

ТЕБЕ?!!!!!

6

Конечно, она сразу догадалась, что это – ей. А она без косметики, в клетчатой фланелевой рубахе навыпуск и  старых чёрных джинсах, таких вытертых, что они уже кажутся серыми, правда, волосы уложены, как научил Серёжа, и брови подщипаны, потому что… Потому что ей понравилось, что она может быть такой… почти хорошенькой.

– Я подумал, Анна, – говорит, а глаза смеются ласково, – как бы хорошо было, если бы Вы согласились сходить со мной в кино.

– Когда?

– А давайте сегодня.

И вот так всё и началось. Кино, проводы домой, разговоры о работе и не только… Он оказался монтажником спутниковых антенн, работал со стропами на высотных зданиях и частенько получал травмы («А вообще-то это не страшно ни чуть, главное, чтоб напарник был не ротозей и самому не зевать!»). Вырос он в какой-то глухой таёжной деревушке, мать умерла в поздних родах, потом случилась беда: его отец и два старших брата, работавших на нефтяной вышке, погибли в аварии вахтенного вертолёта. «Вот так я остался  в семь лет на руках у бабки. А дед от инфаркта умер почти сразу». Анна, сдерживая слёзы, рассказала о маме и папе. Потом он учился в Новосибирске, переехал в Питер, и уже семь лет работал в одной фирме. «Не люблю я с места на место скакать, да к тому же ипотека, правда, уже к концу всё идёт» Оказалось, квартиру в студию переделал он сам, когда купил четыре года назад двушку в старом сталинском доме, стал ломать переборки древнего стенного шкафа, да заодно выломал и все внутренние стены. «Увлёкся как-то», – улыбнулся он, и стало совсем не странно, что можно увлечься ломкой стен, а даже будто так оно и надо. А на прощанье просто погладил рукой по плечу. И всё.