Не страшные страшные рассказы

В городе Н его знал каждый. И каждый знал его историю. Антон вырос в бедной семье одинокой санитарки, в неполных шестнадцать лет закончил школу с отличием и уехал в Москву поступать в университет. Университетов в Москве тогда было только два, а среди умных мальчиков котировались математики и физики. Антон был математиком, и математиком хорошим. Кроме того, среди мальчишек популярны те, кто знает, как и когда надо пустить в ход кулаки. У Антона был юношеский разряд по самбо, и ему не нужно было надевать кимоно, чтобы это доказать. Толи потому, то он был хорош в математике, толи потому, что он был умел в самбо, он с легкостью поступил на матмех в МГУ и начал учиться с энтузиазмом, но закончил его уже шаляй-валяй. К концу четвертого курса Антон уже мало интересовался матрицами мнимых чисел; гораздо больше его интересовал курс доллара у столичных валютчиков.

Антон завел себе настоящее дело. Вернее, дело само нашло его: знакомый самбист, сын директора одного из сочинских пансионатов, завел себе кооператив. Разобрав всамделишные фирменные левайсы, он лично соорудил лекала и из поставляемого откуда-то (вероятно, из Средней Азии) почти настоящей джинсЫ стал строчить варенку в удивительных масштабах. А у Антона обнаружился еще один талант – он стал бухгалтером.

– Я тебе доверяю, друг: ты честный и прямой, как сибирский валенок, – говаривал ему подвыпивший хозяин, и Антон не обижался. Хотя хозяин был кругом не прав: Антон не был ему другом, и Антон не был честен. Так что аккурат к девяносто первому году он скопил в долларах круглую сумму и открыл свое дело. Только уже бизнес посолиднее, чем фальшивые джинсы – он скупал с враз ставших нерентабельными московских заводов металлолом, гнал его на запад, а оттуда завозил компьютеры, утюги, пылесосы и прочий ширпотреб. Потом открыл первый магазин техники, потом второй, потом образовалась сеть. Антон был удачлив и умен и не тратил денег зря, в этом и заключался секрет его успеха.

А потом ему все надоело. Сказал бы ему кто, что жизнь и бизнес, который, в сущности, и был жизнью, могут так надоесть, он бы не поверил.

Не взирая на вопли и истерики жены, он продал всю сеть магазинов, и даже такой перспективный сектор, как продажа IT-технологий, купил акции сырьевых компаний (хотя все советовали вложить деньги в ГКО), сплавил жену на Антибы и запил.

Пил он почти год, а лучше не становилось. Мать, которая давно уже жила в маленьком городе Н в большой, отделанной московским дизайнером квартире, и, казалось бы, должна была прожить еще лет тридцать, пошла как-то в магазин за картошкой, да и упала замертво. Антон похоронил мать и из города Н в Москву не вернулся. Водка – она везде водка.

Вот с тех-то пор, с шумных его попоек с малознакомыми людьми, его и узнал весь город Н.И только местные синяки решили, что на ближайшие годы им гарантирована бесплатная выпивка, как московский миллионер выкинул финт – отравился. Нет, бутылку-то он купил в самом что ни на есть надежном, в самом дорогом энском супермаркете, а вот подижь ты. Две недели провел в реанимации и полуослеп.

– И совсем ослепнешь, – сказала ему старая жесткая Суламифь Львовна, офтальмолог областной больницы, подписывая эпикриз. – Так что бери уж сразу белую трость и учись ходить на звук. И не пей. Слепой, да еще пьяный пропадешь совсем. И Антон послушался. Завел себе алюминиевую тросточку и стал гулять каждый день от своего дома до ограды известного мужского монастыря, вокруг которого и вырос в свое время маленький город Н.

Через три месяца он знал весь маршрут наизусть. Триста шагов по улице вверх до главного проспекта, мимо мясной лавки татарина Ибрагима, мимо булочной, мимо обувного магазина, мимо ресторана, из которого всегда резко пахло перегоревшим растительным маслом. Потом еще около семисот шагов по проспекту; перейти две улицы (вторая – перекресток, на котором вечно неисправен светофор), потом свернуть в проулок у газетного киоска – в киоске торгует Тамара Васильевна, старая мамина приятельница, здесь нужно остановиться и поболтать с ней; скучны ему заботы пенсионерки, но поболтать нужно – у мамы больше не было подруг, одна только память о ней и осталась. А в конце проулка церковная лавка с новодельными яркими образками, серебряными кольцами-оберегами да крестами, с дешевыми евангелиями, которые отчего-то всегда печатают на тонкой, словно папиросной, бумаге. Сбоку от лавки еще один совсем маленький магазинчик – в нем Антон всегда покупал постные монастырские пироги с зеленым луком и морковью или с яблоком да тягучие паточные пряники.

И обратно той же дорогой – мимо газетного киоска, мимо вонючего ресторана, в котором торговали дешевыми китайскими подделками по саламандер, мимо мясника Ибрагима (тут можно остановиться и прикупить баранины на кости или говяжьей вырезки). Домой.