Не судьба

— Нет, извините, вы не испытали этого чувства только потому, что всегда жили испорченной городской жизнью, — с жаром возразила она. — Вы бы попробовали моей любимой жизни, той здоровой жизни, которую Бог предназначил людям, не воображая, как они сумеют испортить её себе. Если бы вы знали, какое это наслаждение! Я с каждым годом всё больше привязываюсь к своему Петровскому и интересуюсь им. Знаете, по моему, самый разумный взгляд на жизнь был у египтян: они считали высшим благом на свете занятие земледелием. Я думаю так же как они. Посмотрите и на современную Европу: чем цивилизованнее государство, тем выше стоит там земледелие. Вот если бы везде оно было на первом плане и везде одинаково совершенно, если бы и мужики…

— Ну, а мужиков-то вы так же любите как частичку мира?

— Нечего вам смеяться. И мужиков, конечно, люблю. Люблю, потому что много с ними живу, потому что знаю их…

— Ну, уж и знаете! Воображаю, какое верное понятие вы себе о них составили!

— Вернее вашего, уж за это ручаюсь… Городские жители пробавляются теми истинами, что мужик — пьяница, ходит в красной рубашке и играет на гармонике. А мужик настоящий, будничный мужик, справляющий чуть не каторжную работу, переносящий её терпеливо, подчас благоговейно…

— Опять идеализация!

— У нас с папой никакой идеализации нет: мы просто думаем, что образованные люди должны как можно ближе стоять к народу. Многие из наших соседей…

Мишель даже вздрогнул: соседи? Нет ли особенно интересных? Но только что он собрался замечать, какие соседи бывают в Петровском, как Прасковья Александровна беспощадно нарушила t^ete `a t^ete [23].

— Я совсем было заснула над книгой… О чём вы тут беседовали, расскажите? — сказала она, входя в зал.

— Софья Петровна собиралась рассказывать мне о ваших деревенских соседях, — отвечал Мишель.

— Очень мило! Я думала, вы о чём-нибудь интересном, — презрительно отозвалась старая дева. — Нашла, чем занять молодого человека, душечка! Уж, конечно, бедный Жорж гораздо интереснее.

— Не понимаю, тётя, что тебе дался сегодня этот Жорж! — нетерпеливо возразила Сонечка.

— А я не понимаю, что тебе в нём не нравится. Ты до того разборчива, душечка, что просто ужас! Я просто представить не могу, кого тебе нужно, чтобы понравился!

— Кого? — повторила Сонечка. — Михаил Иванович, читали вы «Перлино», сказку Лабулэ?

— Нет, не читал. А что?

— Да вот, я вспомнила о ней по поводу нашего разговора. Там рассказывается об одной разборчивой невесте; Виолеттой, кажется, её зовут. Отец выбирал, выбирал ей женихов, никто ей не нравился. Ей почему-то казалось, что все они похожи на собак. Кстати, тётя: твой Жорж — совершенная левретка!

— Сонечка! — ужаснулась тётя.

— Отец Виолетты непременно хотел видеть свою дочь замужем. Наконец, она решилась исполнить его желание: в один прекрасный день замесила миндальное тесто на розовой воде, сделала себе из него мужа и украсила сахаром и изюмом. Вот если б можно было сделать себе мужа, из чего хочешь! Ведь отлично бы тётя?

— И вышел бы пряник, а не муж!

— Да я не говорю, что непременно из миндального теста. Муж Виолетты таял и раскисал беспрестанно, она была пренесчастная.

— А вы из чего сделали бы себе мужа, Софья Петровна? — весело спросил Мишель.

— Я? Я взяла бы самого чистого прозрачного горного хрусталя, потом железа, кремня, много-много стали…

— Ну, а наружность какая? Брюнет или блондин? — с интересом перебила Прасковья Александровна, недоумевая, какие бывают из себя железно-хрустальные люди.

— Уж этого, право, не знаю. Главное не мелкий, не мизерный, фигура вроде античной. А лицо…

Она задумалась на секунду и потом сказала совершенно серьёзно:

— Лицо человека, умирающего за идею, то есть способного умереть.

— Ну, уж выдумала! Это значит разбойник какой-нибудь! Что за дикая фантазия!..

V

Мишель опять получил наследство. В первую минуту он обрадовался, но потом это обстоятельство повергло его в глубокое уныние.

— И чёрт её дёрнул умереть! — говорил он про ту почтенную особу, которая оставила ему значительный капитал по смерти, в знак особого расположения при жизни. — Что я буду делать с этими деньгами?

— Послушай, Миша, ну, что ты ноешь? — рассудительно заметила Зина. — Вот нашёл о чём горевать! Точно ты обязан сию минуту истратить эти деньги?

— Положим, что не сию минуту, а всё-таки… Да ты не обращай внимания, я скоро привыкну. Это меня только первое время мутит.

Но на другой день забота о помещении новой фортуны снова обуяла злополучного наследника.

— Зина, не хочется ли тебе чего-нибудь? — неожиданно спросил он утром.

— Хочется, Миша: шёлковых чулок как можно больше!

— Какого цвета?

— Всякого, только очень бледных, mourant [24], знаешь?

— Знаю, знаю. Только на это много не истратишь. Ну, а ещё чего?

Зина подумала.

— Право, у меня всё есть. Не знаю! — сказала она, качая головой.

— Подумай хорошенько.

— В цирк хочу! — с торжеством возгласила Зина, старательно обдумав.