Не суди по оперению

– Во-первых, вы не старуха, а, во-вторых, вас трудно назвать обычной.

– Как это мило, мой мальчик, я принимаю твой комплимент.

22

Едва Алекс приподнялся, как у него закружилась голова. Ему пришлось снова сесть.

– Что с тобой? Тебе плохо?

– Я, наверное, слишком резко встал.

– Надо срочно померить давление. Это может быть опасно – головная боль, диабет, инсульт… У меня где-то в сумке был тонометр.

Максин принялась рыться в своем мешке, но Алекс ее остановил:

– Мне уже лучше, спасибо.

Он попытался встать, но его виски как будто пронзил электрический заряд. Веки отяжелели.

– Кажется, диазепам вместе с виски дает не тот эффект. Я не могу пошевелиться. Мне нужно немного отдохнуть.

И начинающий похититель, словно позабыв, что он должен залечь на дно, решил разлечься посреди тротуара к полному отчаянию Максин, которая вцепилась в него, пытаясь поднять.

– Тебе нельзя спать здесь! Вот хлюпик! Валиум с виски – и сразу спать! На войне ты бы долго не протянул. Сразу видно, ты сивухи не пробовал.

Ей кое-как удалось привести его в сидячее положение, но глаза он никак не хотел открывать.

– Открой глаза!

– Я не могу, это слишком трудно.

– Не оставаться же нам здесь.

– Бросьте меня. Я не могу дальше ехать, я буду вам только обузой.

– Ты решил, что мы играем в «Рембо»? Если ты не заметил, я далеко не Сталлоне и не смогу тебя нести на руках до машины. И кто сядет за руль? Я последний раз водила машину минимум тридцать лет назад…

Максин со всего размаху залепила Алексу пощечину.

– Ай!!! Больно!

– Если не хочешь получить еще, советую тебе встать на свои ходули и двинуться вперед.

– Я не помню, как это делается, – сказал осоловевший Алекс.

– Классный из тебя наркоман! Вырубился от одной таблетки анксиолитика и нескольких капель алкоголя.

Алекс, казалось, не слышал последнего комментария. Он кое-как поднялся, опираясь на старую даму, у которой коленки подгибались под тяжестью его тела. Наконец они поплелись.

– Молодец. Иди потихоньку.

Внезапно Алекс остановился и широко открыл глаза.

– Знаете, чего я хочу? Шоколаду. Нужно найти шоколад.

Он выпрямился и развернулся в противоположную от машины сторону.

– Нет-нет, какой сейчас шоколад!

Молодой человек, погрустнев, опять ссутулился.

– Знаете, кто любит шоколад?

– Нет, но думаю, ты мне это сейчас сообщишь.

– Она.

– Она?

– Да, она.

– Ах, она!

– Шоколад она любит, а меня— нет.

И Алекс зарыдал во весь голос.

– Ну-ну, все будет хорошо. Пойдем дальше.

Через некоторое время, показавшееся Максин вечностью, они добрались до машины.

– Где ключи?

– Какие ключи? Ключ к успеху? Ключ к свободе? Ключ к моему сердцу?

И Алекс опять заплакал.

– Сердце мое разбито, разбито на тысячи кусков.

– Ничего, мы его склеим.

– Честно?

– Да.

– У вас в сумке есть клей для сердца?

– А как же иначе.

– А если нет, мы сходим за ним.

– Безусловно.

Максин порылась в карманах куртки Алекса, чтобы найти ключи.

– Не щекочите меня! – засмеялся пьяный наркоман.

Она впервые пожалела, что «Твинго» не открывается автоматически, как современные автомобили, или хотя бы с помощью простой пищалки. По телевизору в доме престарелых она видела, что некоторые машины разблокировались сами, когда ключи были у хозяина в сумке. Сейчас бы это пригодилось. Она нащупала что-то металлическое. Но это были не ключи. Она достала предмет из кармана. Кулон в виде сердца. Да, он был в худшем состоянии, чем она думала. Она вернула кулон на место и продолжила поиски.

– Хи-хи-хи, – снова засмеялся похититель под кайфом.

Наконец вожделенные ключи оказались в руках Максин, уже слегка изуродованных артритом.

Она открыла дверь со стороны пассажирского места и с трудом впихнула туда Алекса, который мгновенно погрузился в тяжелый сон. Максин с облегчением выдохнула и пошла на место водителя. Она не садилась за руль тридцать лет.

Она нежно погладила синтетическую серую кожу. В последний раз она вела машину, когда ездила к мужу во «Флигель забывчивых». Так сотрудники больницы называли помещение, предназначавшееся для страдающих Альцгеймером.

Она вспомнила, с какой силой каждый раз, когда она ехала туда, ее пальцы впивались в руль, будто это он был виноват во всех ее несчастьях. Она вцеплялась в него, чтобы не пойти на дно, чтобы думать, будто она еще может что-то контролировать.

Она не знала тогда, что видит мужа в последний раз, и сначала очень жалела об этом. Ей хотелось бы запечатлеть в памяти этот особый момент, говоря себе, что он – последний. Но к чему это? Зачем хранить в душе образ несчастного невменяемого старика, грустно сидящего в кресле? Закрывая глаза, она все еще слышала зловещее поскрипывание, издаваемое креслом-качалкой каждый раз, когда Шарль раскачивался вперед-назад, как ушедший в свои грезы ребенок.

Максин энергично тряхнула головой. Не время поддаваться меланхолии. Мрачные мысли – это как лакрица: сначала не нравится, а потом не оторвешься. Нельзя, чтобы воспоминания ее одолели. По правилам, достаточно одного депрессивного типа на машину.

Она твердо взялась за руль и глубоко выдохнула. Врать своему мозгу. Так она посоветовала молодому человеку и так собиралась поступить сейчас.