Не суди по оперению

Он с нежностью посмотрел на Максин. Он пережил с ней незабываемое приключение, если не сказать больше. Она все сделала, чтобы вытащить его из депрессии. Ему повезло, что он с ней встретился. Эта потрясающая и такая неожиданная встреча навсегда оставит след в его душе. Единственный раз в жизни на его пути попался хороший человек, и надо же было, чтобы он умер! Горькие слезы покатились по щекам Алекса. Здесь его никто не видел, и он не сдерживался, рыдая в полную силу. Так он еще никогда не плакал. Вместе с этими солеными слезами как будто бы выходило все его горе. Чем сильнее он плакал, тем меньше давил не него тот тяжелый груз, который не давал жить последние месяцы. Вся его злость, напряжение, порывы, тревоги навалились на него разом. Он рыдал, ругался, кричал и стучал кулаками по дверце машины.

– Нет, ну куда это годится! Что за истерика?

Алекс подскочил как ужаленный и чуть не получил инфаркт.

– Так вы не умерли?

– Увы, мне не так сильно повезло.

Алекс прижал Максин к груди. Он не хотел ее отпускать, боясь, что она опять исчезнет как дым.

– Мне нечем дышать, – прохрипела Максин, постучав его по спине, чтобы он ослабил свои объятия.

– Я все не могу поверить, что вы живы.

– Прости, если разочаровала.

У Алекса перехватило дыхание. Максин увидела, насколько он потрясен.

– Какого черта ты решил, что я сыграла в сундук?

Алекс не стал ее поправлять.

– Да вы сидели совершенно неподвижно! Я и решил, что вы не дышите.

– Если ты не был уверен, надо было меня встряхнуть.

– Что я и сделал. Только вы все равно не двигались.

– Я и вправду сплю глубоко. Но почему ты не вспомнил про зеркало?

– Про зеркало?

– Ох, чему вас только в школе учат, ей богу! Надо поднести зеркало к носу человека, которого считают умершим, чтобы посмотреть, запотевает оно или нет. Если запотевает, значит, человек дышит. Если нет – он точно мертв. Ты что, никогда не был скаутом?

24

Алекс все еще не мог прийти в себя, видя перед собой живую Максин. Всего несколько минут назад он представлял, как будет в полиции отстаивать свою невиновность и объяснять все обстоятельства трагедии. И вот она рядом, жива-здорова, если не считать того факта, что собралась в ближайшее время умирать.

– Что случилось? Я практически ничего не помню, в том числе – как я доехал сюда.

– Не удивительно. Тебе было неважнецки.

– У меня ужасно болит голова, – простонал Алекс, сжимая виски.

– Это мне знакомо.

– Из-за… Вашей болезни?

– Нет. Думаешь, я не знаю, что такое перебрать психоделиков? Я тоже хипповала.

Алекс моментально представил Максин в длинной пестрой тунике и шароварах, в круглых очках с голубыми стеклами, танцующей под ритм барабанов и мелодию Хари Кришна.

– Но в семидесятые вы были не слишком…

– Не слишком что? – спросила Максин, готовясь к обороне, как и всегда, когда речь заходила о ее возрасте.

– Не слишком м-м-м… не могу найти другого слова, кроме как “в возрасте”, чтобы хипповать?

Он благоразумно обозначил пальцами в воздухе кавычки вокруг слов «в возрасте», но горько пожалел о них, увидев, до чего задета Максин.

– Мне тогда только исполнилось пятьдесят. Ты не знаешь, что пятьдесят – это как снова двадцать? И потом, стать хиппи никогда не поздно. Это состояние души, это то, как ты видишь вещи. В наши дни всем бы стоило быть немного хиппи. Я не говорю, что ты должен подражать Жаклин Ламарш, она, пожалуй, перегнула палку.

– Кто такая Жаклин Ламарш?

– Одна из обитательниц дома престарелых. Покойная.

– Еще одна?

– Ну, да. Возможно, для тебя это новость, но в домах престарелых умирает много людей. Этим мы главным образом там и занимаемся. А те, кто не умирают, говорят о смерти остальных. Короче, Жаклин Ламарш тронулась, она считала, что по-прежнему живет в семидесятые годы и дни напролет слушала Джима Моррисона и Сантану, пока эта мразь Дюрефе не отобрала у нее плейер.

– Ужас какой!

– Мы к ним привыкли. Кроме того, она иногда ставила и Боба Дилана.

– Да нет, директриса ужасная. Чего ей стоило разрешить слушать музыку, если это делало человека счастливым?

– Делать постояльцев дома престарелых счастливыми совершенно не входит в цели Дюрефе. Она считала, что «эта наркоманская музыка» производит плохое впечатление на посетителей, навещающих своих родственников.

Алекс начал осознавать, до чего сурова жизнь в домах престарелых. Тогда как это место должно было бы стать для людей, проживших наполненную испытаниями жизнь, прибежищем, где они чувствовали бы себя свободными. Вольными делать все, что им хочется, что приносит им счастье. Стать местом, где они, до сих пор действовавшие в соответствии с необходимостью и подчинявшиеся строгим правилам, могли бы жить на свой лад, не заботясь о том, что скажут другие. Вот чем бы должен быть дом престарелых.

Он собирался поделиться своими размышлениями с Максин, но ее уже занимало другое. И это тоже старость, наверное: не терять понапрасну время, когда его осталось слишком мало.

– Я, во всяком случае, очень довольна, что выбрала именно это место для нашей импровизированной сиесты.

– А я – тем, что мне удалось сюда доехать, не устроив аварию.

– Это я нас сюда привезла.