Стефан внезапно кричит, заставив тем самым своего не состоявшегося собеседника вздрогнуть и повернуться.
СТЕФАН
(хихикая)
Ага, значит, ты все-таки, внатуре, не глухой. I say all is OK. Just I want know that you can hear me.4
Юноша вздыхает и снова отворачивается к стене.
СТЕФАН
(выдержав недолгую паузу)
Ну, то, что ты слышишь, это уже ништяк, ну, не ништяк конечно, а, типа, сойдет. Тот какатоник, короче, он вообще никак не реагировал. Он просто, типа, сидел и втыкал этими своими, внатуре, стеклянными глазами то в стену, то в окно, то на меня, смотря, куда кресло развернешь. Однажды я, типа, даже спустил штаны и… да, я, спустил штаны, сел на кровать и стал дрочить. И это было внатуре отстойно, мне было реально мерзко, и я так и не кончил, потому что он все зырил на меня своими пустыми бельмами и пускал слюни. Как обычно, типа, я ваще ничего не делал. Эй, сосед, ты слышишь? Я ведь, внатуре, хуйню сделал, и мне до сих пор, типа, стыдно, но я не могу так, когда на меня так зырят и вообще не реагируют. А тот чел, который был до кататоника… он избил меня и сказал, что, если я еще скажу хоть слово, он меня замочит нафиг. И он реально мог замочить, внатуре. Я думаю, его здесь держали по суду. Это, короче, значит, типа, он кого-то замочил, но его признали, типа, невменяемым и отправили сюда. У него была отстойная харя. И он был, внатуре, великан, типа, какой-нибудь Тор. Только ему, внатуре, не надо никакого молота, потому что у него вместо рук – две кувалды, короче. И мне было, внатуре, страшно. Я почти не спал, потому что я знаю, мама говорила, и брат говорил, что я во сне, типа, разговариваю и даже иногда хожу. Но я не делаю ничего плохого. Я просто такой, типа, на расслабоне, хожу и разговариваю. Наверное, с пустотой, а может, мне, типа, кто-то снится. Надеюсь, что мне снятся пингвины. Потому что они, типа, прикольные. Ты знаешь, я, типа, придумал, что первых трех самцов я назову А, Д и М. Это, типа, как Адам. Но их же три, а не четыре, и, если завести четырех, тогда получится два пингвина А. И тогда я буду их путать. Поэтому три пингвина: А, Д и М. И еще три пингвинихи: Е, В и А. Врубаешь? По-моему, я это круто придумал… Эй, бро, а ты часом не пидор? Я сразу заметил, у тебя, типа, такие руки, как у чиксы, внатуре, и походка пидорская, хоть ты и пытаешься строить из себя, типа, мачо. Но ты просто чмошник, ты в курсе? Эй, хуесос, а ты знаешь, что с такими, как ты, фашики делали? Хочешь покажу пару фокусов? Тебе наверняка понравится! Знаешь, что такое швабра? Давай, мразь черножопая, вставай, развлечемся!
И тут юноша взрывается. Он вскакивает с кровати, хватает Стефана за ворот футболки, стаскивает его с кровати и прижимает к полу, крепко стиснув горло.
ЮНОША
(шипя сквозь зубы)
Ну, что? Стало веселее? Еще одно слово, мразь, и я задушу тебя голыми руками. И мне плевать, если меня за это посадят. Мне все равно, где гнить. Я хочу тишины!
Последние слова он выкрикивает, после чего отпускает Стефана, поднимается, неторопливо ложится и укрывается одеялом, словно ничего не произошло.
СТЕФАН
(кашляя и поднимаясь, с опаской глядя на юношу)
Воу, бро. Извини… Я это… того… я не расист и не гомофоб, если че, я не фашик…
ЮНОША
Заткнись.
СТЕФАН
Я… Я сейчас заткнусь. Просто скажу кое-что, чтобы ты знал. Ты все не так понял. Нет, честно, мне реально все равно, кто куда с кем и че. И у кого какие волосы, цвет кожи, мне тоже по-барабану. Бро, сорян, внатуре, я хотел тебя, типа, спровоцировать. Я, внатуре, просто спровоцировал тебя. Я не хотел тебя обидеть, бля буду. Я просто, типа, хотел узнать, говоришь ли ты по-исландски…
ЮНОША
Хорошо, я говорю по-исландски. Но я не хочу и не буду разговаривать. И я прошу тишины… Ты когда-нибудь слышал, как падает снег? А он падает.
СТЕФАН
У нас, типа, бронированные стекла, бро. Через них внатуре ничего не слышно.
ЮНОША
Снег падает так, что его всегда слышно. Даже если вообще нет окон. Просто надо уметь слушать. И я хочу послушать снег, а ты трещишь и мешаешь мне слушать.
СТЕФАН
А что говорит снег?
ЮНОША
А ты послушай и узнаешь.
Стефан ложится на свою кровать и смотрит в окно. Воцаряется тишина. Швы под бинтами на руках у юноши слегка разошлись, и рукава рубашки начинают краснеть, но он не шевелится.
Рейкьявик, 3 декабря 2048 года
Психиатрическая клиника, зал свиданий. За массивными деревянными столами в мягких креслах и на диванах сидят люди. Разговаривают, смеются, пьют соки и горячий шоколад, едят снеки, продающиеся в трех автоматах, стоящих тут же в зале. Это пространство можно было бы спутать со студенческой столовой, если бы каждый второй не ходил в пижаме. В зал входит Томас, высокий крепкий мужчина за тридцать, с окладистой бородой, его золотисто-медовые волосы заплетены в косу, ниспадающую на видавшую виды косуху. Он встревожен. Осматривает пространство из-под тяжелых бровей, пока не замечает юношу, робко встающего из-за стола. Тогда он улыбается, устремляется ему навстречу и сжимает в железных объятиях, легко отрывая его от пола.
ЮНОША
(шепчет, повисая в объятиях Томаса)