[Не] Святой Себастьян

Томас, вытащи меня отсюда.

ТОМАС

Обязательно вытащу.

Они направляются к столу, но юноша останавливается на полпути и смотрит на друга.

ЮНОША

Можешь купить мне шоколадку?

Взяв безкофеиновый кофе и несколько шоколадок, они садятся за стол.

ТОМАС

(попивая кофе и наблюдая, как юноша уплетает шоколадный батончик)

Ты ужасно выглядишь. И… я знаю, тебе не нужны эти слова, но я действительно очень соболезную твоей утрате. И я понимаю, что ты интроверт, и сейчас тебе никто не нужен, но я очень хочу помочь тебе.

ЮНОША

Тогда забери меня отсюда… Я не могу здесь…

ТОМАС

Я не могу тебя просто взять и забрать. Юридически я тебе никем не являюсь. А взяток они не берут, ты же знаешь. Похоже, доктор Маргрет в тебя не на шутку вцепилась.

ЮНОША

Я не могу здесь больше.

ТОМАС

Скоро Рождество. То есть, через три недели. Но на Рождество они ведь должны отпускать пациентов? Я заберу тебя. А обратно ты не вернешься. Мы что-нибудь придумаем. Я обещаю. А пока я буду приезжать к тебе по выходным.

Юноша берет стаканчик с кофе, но, заметив, как сильно дрожит рука, обхватывает стаканчик двумя ладонями и пьёт.

ТОМАС

(обеспокоенно)

Тебе холодно? Ой,я же совсем забыл…

Он снимает рюкзак и извлекает из него оранжевую толстовку с надписью «I don't speak humanish»⁵.

ЮНОША

(с легкой улыбкой)

Я думал, что я ее потерял… Откуда она у тебя?

ТОМАС

Помнишь, мы в том году в Хорнстрандир ездили? Ты тогда одолжил ее Эмме и забыл забрать. Так что, вот…

ЮНОША

(натягивая толстовку поверх пижамы)

Спасибо. Как Сигурдур? Как ты там вообще? Расскажи о себе, о внешнем мире.

ТОМАС

(сделав неторопливый глоток кофе)

Мы расстались. Расстались, можно сказать, друзьями, без скандалов и битья посуды. Но, если можно, я опущу подробности.

ЮНОША

Ладно. А как наш бэнд?

ТОМАС

(потупив взгляд)

Пока тебя нет, мы позвали играть молодого студента. Он, конечно, не ты, но быстро схватывает. Но не переживай, он знает, что уйдет, когда ты вернешься. И мы не единственный бэнд, в котором он играет. Вам здесь, наверное, нельзя играть на инструментах?

ЮНОША

У нас есть простенький синтезатор с наушниками, чтобы не мешать остальным. Иногда по вечерам у нас устраивают концерты, и все поют какие-то старые песни под односложный аккомпанемент старушки-санитарки. Но, кроме Маргрет, никто не знает, что я музыкант. Я не могу играть. Совершенно не могу. То, что сейчас во мне, такое нельзя допускать в музыку. Нельзя делиться таким с людьми, тем более, через музыку.

ТОМАС

Я хотел предложить привезти тебе электро…

ЮНОША

(перебивая)

Нет, не надо. К тому же, я живу не один. Лучше расскажи о себе. Что у тебя нового? Что вообще происходит в Исландии?

ТОМАС

А чувство юмора, смотрю, у тебя еще осталось: что может происходить в Исландии? Ничего не происходит. Но, если серьезно, мы записали новую композицию. Хочешь послушать? Там и для твоего соло место осталось.

ЮНОША

Давай.

Томас находит трек на армфоне и через рукопожатие передает его на армфон юноши. Тот включает трек в свой наушник.

ЮНОША

(закончив слушать и улыбаясь)

Солнечно, очень солнечно.

ТОМАС

Думаю назвать этот трек «Солнце фьордов».

ЮНОША

(удивленно)

«Солнце фьордов»? Серьезно?

ТОМАС

А что?

ЮНОША

Когда я жил… в… Роттердаме, там продавался дорблю под названием «Солнце фьордов».

ТОМАС

(ухмыляясь в усы)

Ну, значит, я придумал сыр. Главное, что об этом знаешь только ты.

ЮНОША

Хочу дорблю… И красного сухого вина. И ржаного хлеба… Как в детстве…

ТОМАС

Ну нифига се! А что, прости, по-твоему значит слово «детство»?

ЮНОША

Э-э-э… Наверное, студенческая общага… Ладно, хватит об этом.

ТОМАС

Понял. Дорблю. Так и запишем.

ЮНОША

А Эмма как? Сто лет ее не видел.

ТОМАС

Все по-старому, растит студентов, дудит концерты. В следующем году пора Эрика в музыкальную школу отдавать. Правда, он еще не определился, что ему нравится. То фортепиано, то скрипка, то кларнет, то вдруг начинает вопить, что пойдет в художники.

ЮНОША

Ну, какие его годы?

ТОМАС

Да вот уже пять. Пора бы и определиться.

ЮНОША

(веселея)

Ах, дети музыкантов… Если в пять лет не выбрал, на чем будешь играть, придется играть на том же, на чем играет кто-то из родителей. Так и получаются династии скрипачей, пианистов… А представь себе династию тубистов! Сидит такая вот семейка, и играют они какой-нибудь квартет Гайдна на две октавы ниже и в четыре раза медленнее. И все такие: тпру-тпру, тпру-тпру. И папа, этакий морж, вдруг как рявкнет утробным басом: «Эйнар! Фа-диез при ключе! Ты что, глухой совсем?!» И мама такая, тоже моржиха: «Губы подтяни! Вот фа: трпу! А вот фа-диез: тпру!» Сын слушает, кивает, а потом выдает: «А какая разница?»

Рейкьявик, 24 декабря 2048 года