(не)свобода

Дела на Цитрина, Матвеева и Маславскую объединили, поэтому последние пару недель Олегу пришлось мотаться в офис к адвокату Долгушину, защищавшему Цитрина, – скромному дядечке с седыми усами а-ля Эркюль Пуаро и в очках с круглыми линзами, с вкрадчивым голосом, из-за чего он выглядел идеальным кандидатом на роль доктора Айболита в каком-нибудь фильме, – узнавая новые повороты сюжета. Например, выяснилось, что следователи, судя по всему, решили отказаться от материалов по «Сну в летнюю ночь», зато сумма «украденного» увеличилась до умопомрачительных 200 миллионов. Вдобавок следователи стали утяжелять материалы странными фактами, которые наверняка были враньем, но на проверку которых ушло бы много времени. Например, о том, как Матвеев якобы катался на яхте с чиновницей министерства культуры Жанной Орловой, которая теперь занималась молодежным театром. Дескать, во время той прогулки на яхте Матвеев и предложил Орловой участвовать в мошеннической схеме – при полном ведении Цитрина. Казалось, что в материалы дела кидали всё, что удалось найти во время обысков в театре и дома у фигурантов, включая контракты с актерами, зарплаты осветителей и монтажеров, гонорары перформерам и проч. Фигурировали и вещдоки, но их было совсем мало: ноутбуки и расписки; рояль из перечня вещдоков тихонько исчез.

В целом, выглядела картина так, словно двое маленьких детей пытались собрать мозаику, но в процессе поспорили – и каждый стал собирать свою. И в результате получился монстр Франкенштейна, отстаивать который в суде отказался бы любой адекватный обвинитель.

Но на обвинителей у Муравицкой и Олега надежды не было.

Тем временем другая защитница Матвеева, Леховицер, заболела неизвестной хворью, так что бремя защиты бывшего гендира театра Шевченко легло на метеор-Муравицкую и Олега, который всё еще пытался ухватить бегущее время за хвост, но всегда обнаруживал, что время оказывается на шаг впереди него. Впрочем, ничего нового: бывало, он просыпался с мыслью, что буквально вот вчера ему нужно было бы пойти на занятие к Оксане Игоревне, которая любила проводить урок с утра пораньше, – залетала с бумажным стаканчиком кофе в руке, шмякала его о столешницу и говорила скороговоркой, – а потом вспоминал, что Оксаны Игоревны больше нет, никогда не будет, а уроки эти закончились десять лет назад.

Отправились к камерам, где обычно проводили следственные действия. Муравицкая сразу решила, что категоричное нежелание надзирателей их впускать было связано с тем, что на Матвеева прямо сейчас давили, – и не ошиблась.

В «кремлевском централе» было шесть следственных кабинетов, и все они были заняты. Где-то что-то стучало, чей-то бас гремел загадочное «Ну кто твои подельники были?! И где пятьдесят рублей?!», а за одной дверью пели что-то из репертуара «Короля и шута» – но там, вероятно, в отсутствие подсудимого показания писал молодой следователь, решил про себя Олег. Кабинет, в котором заседали следователи и Мат-веев, определили практически сразу, когда громкий голос рявкнул «Цитрин!», а потом совершенно отчетливо: «Советую добровольно рассказать, как обстряпали свою делюгу».

За столом сидели трое: Матвеев в наручниках, следователь в униформе со злым взглядом, похожий на филина, и еще один в рубашке-поло.

При виде защитников щёки следователя в поло порозовели. Человек-филин выглядел заметно расстроенным.

– О, а вот и защитники. Мы…

– Не имели права начинать допрос без нашего присутствия, – отрезала Муравицкая, присаживаясь на стул рядом с Матвеевым. – Так что давайте начнем с самого начала. – Муравицкая нацепила маску дружелюбия. – Имя, звание, откуда будете.

– Сергей Сергеев, – сказал розовощекий. – Следователь по особо важным делам.

– Подполковник Уланов.

– Чудненько, – осклабилась Муравицкая. – Теперь давайте покончим с формальностями. Документы по делу можно, господин Сергеев?

Сергеев закатил глаза, но под усталым приказным взглядом Уланова сопротивляться не стал. Он протянул Муравицкой два постановления: первое – о передаче объединенного дела из московского управления следственного комитета в федеральное, и второе – о назначении новой следственной группы.

– Ого. Что, полковник Романов уже не возглавляет расследование?

– Полковник… занят другими делами.

– То-то я видела сообщения о его отставке, – угукнула Муравицкая, закинув ногу на ногу и просматривая документы. – А Алексей Фомин – это кто?

– Может, мы уже продолжим допрос? – С ноткой раздражения спросил Уланов. – Нам еще сегодня работать, знаете ли, а я тут с вами…

– А мы вас и не держим, – улыбнулась Муравицкая, возвращая ему документы. – Но понимаю: окно возможностей сужается, главное – эту возможность не проспать.

Уланов поморщился, после чего снова заглянул в лежащую перед ним бумажку и продолжил зачитывать вопросы, один похожий на другой до такой степени сличения, что казалось: можно просто оставить в протоколе отточия после слова «вопрос» и давать сразу Матвееву ответить: ничего, по сути, не изменится.