(не)свобода

Наконец Матвеев, и без того выглядевший уставшим, хотя и старавшимся бодриться, чтобы не сдавать позиции, выдохнул:

– Слушайте, я не понимаю, зачем вы всё это у меня спрашиваете. Я не понимаю существа обвинения. Вы можете конкретно сказать, что́ я совершал и в каком году? А то у вас уже четырнадцатый год путается с двенадцатым и одиннадцатым, и у меня складывается такое впечатление, что я, не знаю, на машине времени летал в будущее, чтобы украсть у государства побольше.

– Машине времени? – встрепенулся Сергеев.

– Шутка.

Муравицкая, казалось, не вмешивалась в ход странного допроса. После еще пары вопросов по поводу деятельности театра в четырнадцатом году, которая к делу отношения не имела, Уланов устало вздохнул, и вдруг улыбка прорезалась под густыми усами.

– Вы бы все-таки рассказали о ваших делишках, Альберт Ильич. Было бы и нам, и вам гораздо проще. Мы и так уже всё, понимаете, всё знаем.

– А мы тоже, – вдруг сказал Олег.

Муравицкая и Уланов синхронно повернулись к нему, в глазах менторши – немой вопрос.

– Я тут заглянул в кое-какие старые публикации, – говорить это всё было страшно, но Олегу казалось важным перехватить у следователя инициативу, – и вспомнил, что на театр уже жаловались: сначала депутат Додонкин, требуя провести прокурорскую проверку, а потом и депутат Федоров. Это было два года назад. Как раз когда уволили московского министра культуры.

– И какое это имеет отношение к нынешнему делу? – прищурился Уланов.

– А теперь православные активисты приходят на гала-концерт в тот же театр по случаю юбилея одной радиостанции – и громят мебель и оборудование. Вызвали наряд полиции, но он просто стоял в стороне и ничего не делал. – Олег подался вперед. – И вы по-прежнему будете утверждать, что дело, которое вы ведете, не является заказным?

Уланов облизнул губы и перевел взгляд на Муравицкую. Та кашлянула в кулак.

– Простите моего коллегу, – сказала она. – Он слегка, э-э-э, усердствует.

В каком это смысле – усердствует?! Олег вытаращил глаза. Они же должны демонстрировать подоплеку этого обвинения, нет?

– Что он хотел сказать, думаю, – подхватила адвокат, – это то, что вы продолжаете задавать не имеющие отношения к делу вопросы, хотя наш подзащитный сидит под стражей уже… Сколько, Альберт Ильич?

– Три месяца. Без малого, – сказал Матвеев. – А жену за это время видел всего один раз. Мне с ней даже видеться не давали, представляете?

– Ну, справедливости ради… – начал было Уланов, но его прервала Муравицкая:

– Тут же целый ряд процессуальных нарушений. Вот смотрите…

Пока Муравицкая перечисляла статьи и постановления Верховного суда, следователь Сергеев всё больше мрачнел и всё больше косился на часы, как бы ожидая, когда эта пытка наконец закончится.

– Ладно, – сказал он наконец. – Я понял. Думаю, на сегодня мы можем закончить.

– Слава богу, – не выдержал Матвеев.

– Но мне нужно еще кое-что, – не сдержал улыбки Уланов, доставая из-под стола портфель – в отличие от саквояжа Муравицкой, новенький на вид, поблескивающий лаком. Он расстегнул портфель и положил на стол готовую форму. – Это обязательство о неразглашении подробностей расследования.

Олег с Муравицкой переглянулись. Матвеев фыркнул.

– Вы на что это намекаете, товарищ Уланов?

– Ну, дело приобрело определенный… резонанс в средствах массовой информации, – он глянул сначала на Муравицкую, потом на Олега, – и у нас есть основания полагать, что это произошло не без некоторой помощи со стороны защиты.

Муравицкая вспыхнула.

– Мы не станем ничего подписывать!

Сергеев молча следил за их перебранкой, а Уланов меж тем смахивал на кота, который наконец-то дорвался до сметаны.

– Тогда я вынужден предупредить… об определенных последствиях, если вы откажетесь пойти навстречу…

– А? – Приподняла бровь Муравицкая.

– В таком случае нам надо будет подписать еще один документ! – вскинулся Уланов. – Отказ от подписи должен быть заверен двумя понятыми! – Уланов вышел в коридор и обратился к надзирателю, дремавшему, опершись на спинку стула.

Понятых нашли быстро: ими оказались двое зэков из хозотряда, которых не нужно было долго уговаривать. Подписи они поставили, один даже хлопнул Матвеева по плечу и пожал ему руку под мрачным взглядом следователя Уланова.

– Только есть проблема, – выпалил Олег.

Муравицкая, кажется, уже успела несколько раз пожалеть о том, что наняла себе помощника.

– Какая?

– Понятые обязаны предъявить паспорта, – пожал плечами Олег. Это же на руку защите, разве нет? – А паспорта зэк… заключенных хранятся в спецчасти.

Уланов прикрыл глаза и шумно выдохнул.

– Так… Ну-ка пошли отсюда, – рявкнул он зэкам, после чего разорвал лежащий перед ним протокол. Зэки вышли, тихо пожелав Матвееву удачи. – А с вами…

Он попытался взять себя в руки, но пару мгновений напоминал большой красный шарик.

– Приведут дилетантов на мероприятия, – бурчал Уланов, складывая бумаги в портфель. – А потом теряешь целый день на хуйню…

Он поднялся, застегнул форменный мундир и злобно зыркнул на Олега.

– Из-за таких, как вы, господин защитник, и вашей коллеги, клиенты потом по колониям чалятся и отыскать их не могут.