So much for давай дружить. С другой стороны, может, Олег всё понял и хотел просто пообщаться? Тем более что дело с театром куда-то развивалось, Саше поручили его отслеживать, так что – может, и правда можно было согласиться? Вот только билеты у Саши уже были, правда, не в Шевченко, а в Большой, на новый балет Цитрина, который один раз по неизвестным причинам уже переносили. Причем пойти они должны были не вдвоем, а с отцом Романа, – несмотря на его нелюбовь к современному искусству, он вдруг как-то усиленно заинтересовался постановками Цитрина.
Саша подошла к окну, глотнула еще воды и позвонила бабушке по видео. Пока говорили, на заднем плане громко зевал и стучал тапочками по кафельному полу Рома. Но бабушка, кажется, ничего такого не заметила. Да даже если бы и заметила, разве не она говорила Саше: «Тебе просто мужика надо нормального найти»?
Когда Саша отключилась, на кухне появился Рома. Заспанный – явно привык просыпаться позже, – но уже в белоснежном халате и с небрежно наброшенным на плечо банным полотенцем. Патриций вышел на балкон.
– О, Ром, вот и ты. Я…
– Роман, – зевнув, сказал Роман. – Не сокращай. Роман и есть Роман.
– Роман «Роман».
Роман вопросительно поднял бровь.
– Я хотела спросить: ты куда сегодня поедешь? Если мы…
– Потом, – Роман прервал ее жестом и опять зевнул. – Я в душ, а потом обсудим всё.
Он ленивой походкой дошел до ванной и хлопнул дверью.
Всё же чем он обычно занимается?
С Романом Саша чувствовала себя пока безопасно, но странно. Он вроде и был заботливым и нетребовательным, даже каким-то
– Ты недооцениваешь киберспорт, – с заминкой говорил Роман, почесывая бороду. – На последнем мировом турнире по «Доте» миллионный приз даже третьему месту достался.
– Да, но вы же не соревновались пока на мировом турнире, – с еле сдерживаемой укоризной отвечала Саша. Она не хотела показаться навязчивой и подозрительной, но теперь как-то само собой получалось, что каждый предмет одежды (наручные часы с несколькими дисплеями, запонки с камушками, «Balenciaga») вызывал в первую очередь напряженную думу: откуда это и за какие деньги Роман себе это оплачивал. Не все же деньги он брал у папы, это Саша тоже знала: Роман гордо говорил, что у отца просит редко. Однако дальнейшие расспросы тоже оканчивались уклончивыми разворотами на другие темы. Саша обнаружила себя неожиданно на месте благовоспитанных женушек из триллеров шестидесятых, которые пытались выяснить, чем таким занимаются их суженые, когда их нет дома. Как Роману удалось заработать на собственный красный «Смарт» и аренду трехкомнатной квартиры в «Триумф-Палас», оставалось загадкой.
Как, кстати, и сами Романовы родители. Еще один «туман войны» на карте отношений. Саша быстро нагуглила, что отцом Романа был Фома Леонов-Юлианов, который успел и православный телеканал запустить, и поссориться с кучей политиков, и тусить с церковью, и засветиться в донбасских делах. Странным образом, на Романе родство почти не отразилось: он оставался принципиальным агностиком и политикой не интересовался. Правда, было одно пересечение: Леонов вкладывался в цифровые валюты – развивал отечественную альтернативу биткойну или что-то типа того, – но от подробностей Роман уходил уже в знакомой манере «просто сделай вид, что вы говорили о совсем других вещах, и как бы забудь». И, может, так оно и должно быть: едва ли после месяца отношений можно познакомиться с бизнесом и личными делами семьи партнера – но всё это заводило Сашино журналистское любопытство, которое теперь было подкреплено работой на две редакции. Она как-то быстро учуяла запах выгодных госзакупок, но решила пока попридержать своих ментальных гончих. В конце концов, сам Роман Сашиным бэкграундом интересовался мало и новость об отце-сидельце встретил с почти равнодушным пониманием: когда в стране сидит каждый сотый, «бинго» словить не так уж трудно. В этом бородач, постоянно носивший черное и увлекавшийся историей Византии, заметно отличался от других тиндер-собеседников. Саша даже завела шутку: в любой неподходящий момент упоминать, что отец сидит, и наблюдать за реакцией. Чаще всего собеседники просто исчезали. В том числе те, кто признавался, что пробил универ ради митинга и с нетерпением ждет, когда козлов наконец скинут и можно будет устроить люстрации.