(не)свобода

Саша поднялась с подушки и положила пальцы Свете на бёдра.

– Может быть, если я тебе сделаю приятно, ты успокоишься? Све-е-е-ет… – Она провела пальцами по ее животу. – Люцифер. Люциферище. Ты тут?

Но отклика Саша не почувствовала. Секундное промедление – и Света резко шагнула в сторону, подошла к дивану, подхватила брошенные на спинку джинсы и стала одеваться.

– Что на тебя нашло сегодня?

– Я для наших отношений… за полгорода… – Света яростно натягивала носки. – А ты готова вот так вот просто мной пожертвовать, даже не… не ради работы. Тебе ведь не заплатят за твой текст?

– Нет. Но дело же не в этом. – Саша подошла и снова обняла ее сзади. – Дело, дорогая моя, в том, что твоя подруга – настырная жопа, которой нужно всюду сунуться и докопаться до правды. И чтобы как можно больше людей об этом узнали. А теперь – иди-ка сюда. – Она попыталась развернуть Свету и поцеловать, но та высвободилась из объятий.

– Убери руки, пожалуйста.

Кажется, даже Тео почувствовал холод, потому что тихонько пискнул «мяу?» откуда-то сзади.

Света повернулась к ней – растрепанная, в растегнутых джинсах, колючая, но всё равно какая-то такая, что Саше очень хотелось снять с нее эти джинсы – и не только джинсы.

– Ты понимаешь, что делаешь мне больно? – всхлипнула Света. – Ты понимаешь, что ты делаешь со мной?

Саша смотрела на нее всё так же завороженно и молчала.

– Говорила, что ценишь мои чувства, когда мы только начали… – Света подхватила с пола «конверсы» и стала натягивать их. – А теперь тебе плевать, что я думаю о твоей политике и о твоем риске, и миссия, которую ты себе придумала, важнее наших отношений…

– Мне не плевать! – воскликнула Саша. Разговор начинал ее раздражать. – Ты знаешь, как это называется? То, что ты сейчас делаешь?

– Удиви меня.

– Газлайтинг! Ты переворачиваешь всё вверх дном! Как на наши отношения может повлиять один поход в театр по работе?

– О, а это так психически здорово: назвать опасность «походом в театр», – огрызнулась Света. – Просто представь, как следователь разблокирует твой телефон и увидит нашу переписку. Увидит… Да всё, бля, увидит. Как ты думаешь, что́ он запишет в протокол? Что мы сёстры единокровные? – Она одной рукой набрасывала на голову капюшон, а другой пыталась натянуть на пятку непослушный «конверс». Выглядело забавно. – В итоге и тебя привлекут, потом меня, а потом – а потом и кота не пожалеют, чё им.

Саша прищурилась.

– То есть, подожди, – то есть тебя беспокоит не то, что меня задержат, а то, что следак пропалит твой номер? В этом вся проблема, да?

Тео возмущенно мяукнул, обиженный невниманием к себе, и запрыгнул на теплый еще после Светы с Сашей подоконник.

Света с минуту смотрела ей прямо в глаза, потом сглотнула подкативший к горлу ком и сказала:

– Пока, Саш.

Подхватила рюкзачок с пола, накинула пальто и вышла из комнаты. Саша хотела было догнать, обнять, убедить остаться, заверить, что, конечно, ни в какой театр она не пойдет, а придумает другой способ доискаться до правды, – но лишь стояла и смотрела на светлый провал коридора, а потом где-то хлопнула дверь.

– Мяу? – спросил Тео, обернув к Саше черно-белую морду.

– Ты прав, пацан. – Саша подняла с пола бутылку вина и потрясла на свету. – Тут еще немного осталось. – Она протянула бутылку Тео и улыбнулась. – Разольешь?

Допрос 3

Я когда своего адвоката увижу, простите? Когда ко мне пустят мою жену?

Вопрос.

В это я поверю, когда вон на той стене появится черная дыра и затянет вас вместе с вашими подчиненными в лимб. Простите за сложную лексику.

Вопрос.

Вы что же, полагаете, что, если не будете передавать мне лекарства, если запрёте в камере, запретите видеться с родными и с адвокатом, то этим добьетесь от меня нужных показаний? Нет, этого вы не получите.

Вопрос.

Мой гражданский долг в том, чтобы напомнить вам, что вы нарушаете закон, товарищ полковник.

Вопрос.

Продлевайте. Вы ничего этим не добьетесь. В театре не было никаких экономических преступлений, там выдавали продукт высочайшего класса, хотя я устал вам напоминать, что я проработал в театре всего год, и к реализации гранта не имел почти никакого отношения.

Вопрос.

Еще раз по буквам. У нас был грант на двести миллионов. Точнее, сто миллионов сначала и сто миллионов потом. На эти деньги мы показывали спектакли, проводили лекции, мастер-классы, выставки, концерты. Ни один другой театр не упоминали так часто в Москве в одиннадцатом – двенадцатом году, как наш. Это сотни рабочих, актеров, осветители, операторы, про музыкантов не забудьте. Там просто не было смысла красть. Кража происходит тогда, когда ты забираешь у человека вещь, которая, как тебе кажется, послужит тебе лучше, чем ему. Хотя бы в качестве конверсии в валюту. А нам и в голову не могло прийти, что может быть вещь лучше, чем театр. Наоборот, мы еще и вкладывали из своих. Звали спонсоров, делали рекламу, собирали полные залы! Впрочем… Мне вам, наверно, бесполезно это объяснять. Но я всё равно буду.

Вопрос.