(не)свобода

Окно их комнаты – точнее, Сашиной комнаты, Света здесь была наездами и набегами, словно Аттила (за прозвище стоило благодарить Ольгу Ильиничну, хозяйку квартиры, зычный голос которой днем можно было услышать из соседней комнаты), – выходило на трамвайные пути. Когда ни учеников, ни учебы не было – а такое случалось редко, – Саша любила выключать телефон и определять время по количеству людей в трамвае. Пыталась вглядываться в лица: то хмурые, то радостные, куда-то вечно спешащие, словно лишние десять минут времени выиграют для них какой-то джекпот: может, лишнюю тысячу рублей, а может, просто еще один спокойный вечер с электрической лампой, кружкой кофе и чем-то приятнее хрустящей газетной бумаги, останкинских «лучей смерти» или белых экранов телефонов.

Теперь была уже ночь, и трамваи ходили порожние, грустные, посвистывали стыками рельс.

Тео снова появился в комнате, зажав в зубах бумажку. Добежав до старого кресла-качалки, Тео выронил ее, после чего с азартом бросился ловить. Мячик на вентиляторе был позабыт.

– Слушай, – сказала Света в полной тишине. – Мне сильно не нравится то, что происходит. Мне знаешь, что кажется…

Саша встала и подошла к холодильнику.

– …что я слишком рискую и не знаю, что делаю, да? Свет, ну проходили уже.

– Проходили, но ты как будто не хочешь меня слушать. Тебе действительно надо так рисковать ради хайпа?

Саша вернулась с бутылкой белого вина и приземлилась на подушку на подоконнике, приспособив бутылку между собой и Светой.

– Это не хайп. Отец в беде. Это единственный способ его вытащить.

– Да с чего ты решила, что это вообще возможно? – воскликнула Света и перехватила ее запястье. Немного подержала, после чего Саша мягко высвободила руку.

Тео, пушистый, словно перс, терся где-то рядом, думая, какую лежанку выбрать: свою подушку у батареи или греющийся ноут Саши, поставленный на зарядку. В свете ночных фонарей половина лица подруги высвечивалась мягким кьяроскуро, а другую половину покрыли синета, слегка перемежающиеся сумеречными полосами. Света потянулась за телефоном, который лежал на коленях, смахнула блок с экрана и щелкнула. Темноту комнаты рассеяла вспышка.

– Ауч, – поморщилась Саша.

– Прости. Вдохновение, – Света улыбнулась, собирая колени. – Как будто внезапно видишь что-то красивое и… – Она запнулась, увидев, как Саша опрокидывает бутылку и долго и жадно глотает, будто человек, остановившийся на привал и внезапно вспомнивший, что в его фляжке еще есть вода. – Слушай, тебе не пить бы столько сегодня, от алкоголя же только…

Ее прервал властный взмах указательным пальцем. Потом Саша отставила заметно опустевшую бутылку в сторону и посмотрела на Свету как-то странно – будто на чужую. Свету внутри передернуло.

– Вот в этом вся твоя проблема, Свет, – Саша шмыгнула носом. – Ты всё время думаешь за меня, что́ для меня лучше. И проецируешь это на мои отношения с отцом. Или – подожди, не перебивай! – думаешь, как мне лучше и с чем лучше, и при этом никогда не интересуешься, что я об этом думаю. А может, – тут она подхватила бутылку вина и чуть опустила горлышко по направлению к коту, который, словно почуяв угрозу, открыл глаза и вопросительно покосился на нее, – а может, я не только сама хотела бы выпить, а вот еще и кота угостить.

Света подскочила и протянула руку, чтобы перехватить бутылку, но Саша рассмеялась и отставила бутылку обратно.

– Ты почему-то думаешь, я должна радоваться, что отца упекли наконец-то в тюрячку, и теперь никто не сможет ворчать насчет того, что мы с тобой тусим.

– Да я не говорила этого! – возмутилась Света, и посмотрела на Сашу покрасневшими глазами. – Я всего лишь хотела предложить, чтобы мы теперь жили вместе. И как раз поэтому не нужно сейчас делать ничего такого, что повлечет ненужные риски. Я устала, понимаешь? Я туда, а ты сюда, и каждый день я боюсь, что меня кто-то запалит, как я прихожу к тебе ночью, или кто-нибудь увидит нас у универа. – Она всхлипнула и отвернулась. – И всякий раз потом бояться, что комендантша меня запалит, начнет вопросы задавать… А теперь ты вот – со статьями своими. Героически пойдешь и нарисуешь на себе большую мишень.

Лицо Светы исказилось гримасой боли. Саша молча сделала еще один глоток и протянула Свете бутылку. Из-под щелей в оконной раме сочился холод, и, пока Света пила, Саша опустила ее подвернутые штанины, мягко провела рукой по стылым лодыжкам.

Света отставила в сторону бутылку. Посмотрела Саше в глаза и улыбнулась.

– Ты не выгонишь меня сегодня?

Саша вопросительно приподняла бровь.

– А что, я тебя когда-нибудь выгоняла?

Саша вздохнула. Мир снаружи, оранжево-синий, показался ей вдруг каким-то очень зимним, хотя на дворе всё еще был июнь.